Джоэл Розенберг - Огненный герцог

— Если только это время придет… Я слишком долго ждал удобного момента, чтобы освободить Торри, Мэгги и тебя, — произнес отец. — Но я не видел возможности!

Мать похлопала его по руке.

— Все хорошо, — сказала она. — Мы и теперь найдем способ выбраться.

Они впервые за долгое время могли говорить, не боясь подслушивания.

— Мам, ты раньше знала обо всем этом?

Та сдержанно улыбнулись.

— Мне рассказывали… Только не всему хотелось верить.

Отец нежно сжал ее запястье.

— Думаешь, я не понимал, Карин? — спокойно спросил он. — Все эти счастливые годы меня огорчало, что ты не веришь мне. Но все равно, это было хорошее время.

— И этот туда же! — Она вырвала руку. — Похоже, тебе нравится происходящее.

— Таким меня вырастили, мин алсклинг, — спокойно ответил отец.

Мать открыла рот… и закрыла его.

Торри без труда читал ее мысли: друзья погибли, Торри убивал и убивал бы еще, а ты радуешься? Да как ты можешь?

Но что-то в отцовской манере держаться, в его взгляде говорило: «Я справлюсь, я уже взялся за дело». Так же он смотрел на бойню на лужайке перед домом.

Не самый приятный взгляд, даже если у вас крепкий желудок, но чем-то отец напомнил Торри дока Шерва, который опускается на корточки перед пациентом и открывает свой черный чемоданчик, или дядю Осию, который берет в руки отвертку и поднимает капот, или мать — когда она садится с пачкой листов перед компьютером.

— Слово для стратегии и фехтования в берсмале одно, — произнес отец бесстрастным тоном. Его губы на мгновение сжались в прямую линию. Затем он расслабился и пожал плечами. — Ладно, пусть будет, как будет. Что сделано, того не переделать; а тебя довольно ловко обвели вокруг пальца.

— Меня? Обвели вокруг пальца? Да они…

— Ториан! — Отец сделал паузу, потом покачал головой. — Сын, здесь тебе не Хардвуд. Ты знаешь о Тир-На-Ног только из рассказов Осии. Этого бы тебе хватило в каком-нибудь вандескардском городишке, но вырасти в Срединном Доминионе — нечто совсем иное. Эта жизнь сильно отличается от той, к которой ты привык: она стеснена правилами и обычаями и совсем непроста. Я рос здесь и знаю здешние нравы; ты воспитывался в других условиях.

Отец всегда любил простоту и терпеть не мог ничего заковыристого. Другое дело мать, которая просиживала за компьютером, извлекая смысл из происходящего на рынке ценных бумаг. Или дядя Осия, который выглядел счастливейшим из смертных, когда возился с каким-нибудь незнакомым механизмом, пытаясь вызнать его назначение или дефект. А отец блаженствовал, скинув рубаху, починяя забор.

— Возьмем, к примеру, Дакара дель Регинала. Ты думаешь, он просто так меня оскорбил? Дурно воспитанный хлыщ насмехается над пленником? Ничего подобного! Он хотел, чтобы я ответил ему, хотел заставить меня выйти с ним на бой — следовательно, он по крайней мере достаточно хороший боец, чтобы наблюдающие за боем поняли, насколько я в форме. — Отец покачал головой. — Ну, или ты, раз уж так получилось.

— Я одержу победу, — сказал Торри, надеясь, что говорит достаточно уверенно. Отец фыркнул.

— Очень смело, но откуда тебе знать? И даже если так — мудро ли это? — Он уселся по-турецки, сложив руки на животе. — Нет. Ты не должен победить. Ты проиграешь, притом совершенно определенным образом. Помнишь, как у тебя появилась дурная привычка отрываться от противника?

Торри не нравился оборот, который принял разговор, а еще меньше ему нравилась критика, однако он кивнул.

— Чего плохого в том, чтобы отрываться от противника? — небрежно произнес юноша. — Если у человека крепкое запястье, а у меня оно крепкое…

— Когда ты отходишь, ты отпускаешь клинок противника. Так вот: как можно раньше — прежде чем он успеет оценить твой глазомер и силу запястья — отступи, причем так, чтобы твой клинок ушел в сторону…

— Может, мне ему просто так запястье подставить?

— О том и речь. Не двигайся вперед, просто замедли руку. — Отец мгновение помолчал, размышляя. — Да, это пойдет: ты горяч, но побаиваешься укола и не сближаешься с противником. Он целит тебе в запястье — осторожно, если ему случалось попасться на эту удочку, — а ты опаздываешь с защитой. — Отец кивнул, словно соглашаясь сам с собой. — Должно получиться.

Торри поразмыслил немного.

— Я никогда не поддавался.

Это была обычная тактика: притворяешься, будто у тебя есть привычка, скажем, притоптывать ногой перед выпадом или всегда выходить в рипосту после удачного парирования — и ждешь, что противник заглотит наживку, а затем ловишь его на этом. Но Торри никогда не заходил слишком далеко, боясь потерять хотя бы одно очко, — и теперь ему не улыбалось играть в поддавки.

Но отец, конечно, знал, о чем говорил. Торри посмотрел ему в глаза.

— У меня еще будет возможность показать себя. У меня еще будет возможность подраться, а не просто пропустить удар.

Отец кивнул:

— Несомненно. В подходящем месте, в подходящий момент.

После легкого ужина, состоявшего из маринованных овощей и ломтиков копченой рыбы, которые Торри запивал водой, а не вином, и купания в ледяной горной реке прошел час — вполне достаточно, чтобы расслабить мышцы с помощью упражнений и силы воли.

Торри разделся до позаимствованных у Брандена дель Брандена дуэльных брюк, по колено длиной. Однако молодой человек отклонил предложение Брандена прислать слугу-вестри, чтобы тот забинтовал ему бедра; Торри решил надеть под низ свои все еще мокрые плавки.

Во рту ощущался металлический привкус, и Торри поймал себя на том, что слишком много думает о дыхании, походке и жестикуляции. Часть его разума словно забилась в раковину — точно так же болезненно сжалась его мошонка, — но другая, аналитическая, часть разума Торри мыслила холодно и отстранение, словно его тело стало механизмом с собственным дистанционным управлением, а глаза превратились в автоматические кинокамеры.

Так вот на что похож страх: все казалось таким далеким. Не так уж и плохо, гораздо хуже была широкая ухмылка сидевшего в стороне Херольфа: у Сынов это отнюдь не дружелюбное выражение, они скалят зубы, готовясь терзать и рвать.

Вокруг травянистого пятачка горели факелы, разгоняя сумрак приближающейся ночи, вестри ползали по траве на четвереньках, выбирая корни и камни, выглаживая руками неровности, как будто массируя почву, чтобы оставить ее ровной и прохладной.

Данар дель Регинал — его лицо блестело в свете факелов — стоял над плоским сундучком красного дерева. Вот он протянул руку и коснулся рукояти одного меча, второго и, наконец, взял третий.

Подал его вестри рукоятью вперед, и тот засеменил к Торри, держа меч рукоятью вперед. Торри не совсем вник в происходящее, но было что-то успокоительное в невзрачном цверге, в его взгляде из-под низких бровей.