Стэн Николс - Магия цвета крови

— С тобой все в порядке? — с тревогой спросила Таналвах.

— По-моему, да. — Отряхиваясь от пыли, Куч выглядел не столько огорченным, сколько возбужденным. — Я разглядел ее, правда, со спины. Это была мелд, Рит! Никогда в жизни их не видел. Сейчас они большая редкость.

— Да, и поначалу она приняла облик старой женщины, — ответил Кэлдасон.

— Бред какой-то... — Серра помотала головой.

— Далеко не бред.

— И они... она охотилась на тебя? — уточнила Таналвах.

— Да.

— Похоже, у тебя добавилось неприятностей, — заметила Серра.

— Как раз то, в чем я больше всего нуждаюсь. — Она увидела кровь у него на рукаве.

— Ты ранен.

— Не имеет значения. Ты ведь знаешь, у меня все быстро заживает.

— Но ведь от этого болит не меньше, правда? — Серра рванула ткань рукава. Вдоль наружной стороны предплечья тянулся глубокий разрез. Оторвав край своего собственного, гораздо более чистого рукава, Серра начала перевязывать рану. В том, как она это делала, ощущалось нечто вроде нежной заботы.

— Не хочется мешать вам, но... — начала Таналвах.

— Да, нужно убираться отсюда. — Кэлдасон сам завязал последний узел. Поймав взгляд Серры, он негромко добавил: — Спасибо.

Они направились к двери. Куч отстал, оглядывая творившийся вокруг беспорядок.

— Не стой, точно истукан, — проворчала Серра.

— Но я так и не купил ни одной книги! — И он поспешил догнать своих товарищей.

— Мелд?

— Тише! Зачем детям слышать о таких вещах? Им потом кошмары будут сниться.

— Извини, — понизил голос Руканис, глядя на полуоткрытую дверь спальни в глубине коридора. — Все имеет свою отрицательную сторону, в том числе и профессия певца. Я привык выступать перед публикой, которая должна меня услышать. Как бы то ни было, по-моему, наши ребятишки очень спокойные.

— Может быть. Однако после того, что им пришлось пережить, они заслужили право отдохнуть от жестокости мира.

— Несомненно. Но мы говорили о том, что тебе сегодня пришлось пережить.

— На самом деле я никакого участия ни в чем не принимала. Когда мы пришли, все уже закончилось. Разве что я видела этого... эту...

— Я всегда полагал, что это просто миф.

— Та, которую мы видели, была более чем реальна.

Кинзел отпил глоток вина.

— Бедняга Рит. Такое впечатление, что он просто притягивает к себе неприятности.

В свете магических шаров лицо Таналвах казалось сделанным из камня.

— С людьми такого типа это всегда случается.

— Такого типа? А разве ты не того же самого типа?

— Нет. Я имею в виду не принадлежность к расе.

— М-м-м...

— Не смотри на меня так, Кинзел. Просто я не узнаю тебя. Обычно ты очень добра со всеми. Это одно из качеств, за которые я тебя люблю. — Он нежно сжал ее пальцы. — Но когда речь заходит о Рите, ты поражаешь меня своим безразличием и даже враждебностью по отношению к нему. Ты слепо не хочешь видеть всех его достоинств.

— Пожалуй, дело обстоит как раз наоборот: я слишком ясно вижу, что он собой представляет. — Таналвах вздохнула и покосилась на Руканиса. — Ладно, может быть, я несправедлива. Но, если быть честной, мне всегда как-то очень неспокойно рядом с ним и порой даже страшно.

— Думаю, у тебя о нем неверное представление. Разве не ты, учитывая ваше одинаковое происхождение, лучше любого другого можешь понять, откуда в нем такой воинственный настрой?

— Может, я и из Квалоча, но выросла совсем в других условиях.

— Только потому, что обстоятельства сложились иначе.

— Ты намекаешь на голос крови?

— Я хочу сказать, что квалочианцы на протяжении столетий славились как выдающиеся воины. Такого рода наследие имеет глубокие корни.

— Удивительно слышать эти слова от пацифиста, дорогой.

— Это просто замечание. Я не берусь судить, хорошо это или плохо.

— Дело не в наследии Рита, не в нашем наследии, не... Такие люди, как он, могут разрушить жизнь других. — В голосе Таналвах зазвучали напряженные нотки. — Я не допущу, чтобы такое случилось с нами, Кин. Никогда. Чего бы это ни стоило.

— Он не собирается разрушать нашу жизнь.

— Может, в моей крови и впрямь живет квалочианская воинственность, — усмехнулась она.

— С нами все будет хорошо. С Тегом, Лиррин, со всеми нами.

— Ты всегда с таким душевным волнением говоришь о детях, любовь моя.

— Правда?

— Да. И не стоит стесняться своих чувств. Мне очень приятно, что ты с такой серьезностью относишься к их благополучию. — Она замолчала, пытаясь понять, что значило выражение его лица, и осторожно добавила: — Это как-то связано с твоим детством, верно? — Певец кивнул. — Ты никогда не рассказывал о нем, хотя обо мне и моем прошлом знаешь все...

— Я знаю лишь, что все было ужасно.

— Я примирилась с прошлым. И мне кажется, что все это происходило не со мной.

— Дело не в том, что я хочу что-то скрыть от тебя.

— Понимаю. Но постарайся не забывать, что твое прошлоетоже в прошлом, как и мое. И если не хочешь, не надо рассказывать о нем.

— Но я хочу! У нас не должно быть секретов друг от друга.

Таналвах решила немного помочь ему.

— Ты говорил, что рос в бедности...

— Да. Хотя это случилось не сразу.

— Каким образом?

В первый момент ей подумалось, что беседа закончилась. Однако он заговорил, запинаясь, нерешительным тоном:

— В Гэт Тампуре мой отец был чиновником. По правде говоря, весьма незначительным, но всю жизнь стремился добиться большего, ради нас, своей семьи. В общем, жизнь у нас была не такая уж скверная, в особенности по сравнению со многими другими.

— А потом что-то произошло и все изменилось? — Кинзел кивнул и отпил еще глоток вина.

— Когда мне было лет семь-восемь, отец получил повышение. Ничего особенного, всего лишь еще один маленький шажок вверх по лестнице со многими ступеньками. Однако он был ужасно горд. Вскоре после этого кто-то попросил его об одолжении. Не знаю подробностей, словом, этот человек сумел убедить отца показать ему кое-какие документы, находящиеся в его распоряжении. Понимаешь, отец сделал это, считая, что помогает тому, с кем обошлись несправедливо.

— А оказалось, что это ложь.

— Да. На самом деле проситель был секретным агентом. Объявили, что отец взял взятку, хотя это не соответствовало действительности. Вся его вина состояла в том, что он оказался слишком наивным.

Впервые Кинзел говорил так свободно о своем прошлом. Таналвах видела настоящую боль в его глазах.

— Что сделали с твоим отцом? — мягко спросила она.

— Наказали в назидание другим. Сначала он работал на ферме, как раб. Потом началась очередная война, и его забрали в армию. Больше мы его не видели. Вот каким образом я пришел к пацифизму.

— Бедный Кинзел!

— Все случившееся быстро загнало мать в могилу. Она и так еле держалась на ногах оттого, что трудилась не покладая рук. Не говоря уж о позорном клейме, которое тоже мучило ее.