Дарья Иволгина - Степная дорога

– Намечается один… э-э… караван, – откровенно передразнивая Фатагара, ответил халисунец. – Но о цене надлежит сговориться заранее.

– О чем речь! Разумеется!

– Живой товар воздорожал, – предупреждая возражения компаньона, заявил халисунец.

– Милейший Сабарат! – выразительно проговорил Фатагар, откидываясь на спинку кресла. – Сколько я себя помню, живой товар только и делает, что дорожает да дорожает… Образно выражаясь, больше он ничем и не занимается. Однако торговля никогда не прекращалась, невзирая ни на какое воздорожание. Мой многолетний опыт показывает, что о цене всегда можно договориться. Итак?

– Пятьдесят золотых за голову, – быстро сказал Сабарат. И замер, готовясь встретить ответный удар.

– Вы с ума сошли, – лениво протянул Фатагар.

Сабарат молчал. Но на опытного торговца это не производило никакого впечатления. Он принялся полировать свои розовые блестящие ногти. Спустя некоторое время небрежно осведомился:

– А кровь пускать пытались?

– Что? – растерялся Сабарат.

Фатагар поднял на него сонный взор.

– Говорят, кровопускание недурно помогает против помутнения рассудка…

Сабарат залился краской и набычился, готовясь броситься на обидчика. Но почти сразу взял себя в руки и рассмеялся.

– Я не шучу! – сказал он.

– Да уж, – согласился Фатагар, – какие тут шутки… По пятьдесят за голову… Давайте по тридцать.

– Сорок, – быстро произнес Сабарат.

– Тридцать.

– Да вы хоть послушайте, какой товар.

– Товар как товар.

– Ошибаетесь, дражайший Фатагар. Крепко ошибаетесь. Такого вы еще не видели.

– Милый мой, – возразил Фатагар, – какого только товара я не видел… Взять вашу последнюю.

Сабарат снова уселся в кресло и налил себе еще вина.

– Кстати, как она? И в самом деле оказалась невинной, как утверждал этот пройдоха, ее родственник?

– Вообразите себе – да! – Фатагар помрачнел. – Какая была с виду! Свеженькая и глупенькая, как молодой персик. И вот, представьте себе, стоило мне лишь надкусить этот персик, как она совершенно… э-э… испортилась. Хнычет, всего боится, забивается в угол и визжит, когда я… э-э… ее навещаю. Совершенно невозможно вынести всю эту сырость и крики. Я так ей и сказал: "После того, – сказал я, – как я, милочка, избавил тебя от груза девственности, ты годишься разве что в посудомойки".

Сабарат цокнул языком.

– За воспитание этих дур я, извините, не отвечаю. Я их, извините, поставляю – такими, какие есть. То есть молодыми, с гладким телом, смазливой мордочкой и без вшей в волосах. Остальное – дело воспитания. Заведите хорошего евнуха. Любой козе, знаете ли, требуется козопас.

Сабарат говорил совершенно серьезно, но в его безжалостных светлых глазах таилась насмешка. Невзгоды пресыщенного работорговца, которому разбойник то и дело поставлял молоденьких девушек, откровенно веселили халисунца.

– Если я правильно вас понял, мой друг, отныне – никаких девственниц, – заключил Сабарат.

– Вот именно, – кивнул Фатагар. – Может быть, кое-где они и ценятся выше, чем… э-э… уже использованные… но на деле… Женщина как лошадь – должна быть уже объезженной, так сказать. Чтобы оседлал – и в путь без особых трудностей. Таков наш подход к делу. Согласны?

– Это как вам угодно, милый друг, – слегка поклонился Сабарат.

Фатагар обмахнулся веером и капризно вздохнул.

– Вот и хорошо. Я знал, что вы меня поймете. Постарайтесь уж как-нибудь… э-э… чтобы объезженные и воспитанные. И чтоб не визжали!

– Ладно, где наша не пропадала, – усмехнулся Сабарат. – Значит, по сорок за голову?

– Да.

– Дней через десять привезу вам целую ораву, – пообещал работорговец.

Фатагар поморщился.

– "Ораву"! Что за выражения? Изысканность! Изысканность! Изысканность! Вот наш девиз! Мы торгуем не ублюдками, которым место в руднике или на галере. Наш товар нежный, тонкий… – Он вытянул губы трубочкой и просюсюкал: – "Стайка"! Вот как следует говорить – "стайка девушек"… или даже лучше – "пташек"…

Сабарат расхохотался во все горло.

– Стайку так стайку, – ухмыльнулся он. – Я знаю, где они чирикают. Свеженькие, хорошенькие… Исключительно глупенькие… И почти все хорошего происхождения. Порода – это очень важно. Во всяком случае, в нашем деле.

– Да, – кивнул Фатагар, мечтательно чмокнув губами. Он уже рисовал себе в мечтах эту "стайку пташек".

Среди тех, кому Фатагар поставлял наложниц, были самые разные люди: и богатые вельможи, приближенные венценосного шада, и торговцы, и перекупщики, увозившие девушек далеко за пределы Саккарема. Многие задерживались в загородном доме Фатагара на несколько месяцев, а то и лет. Сам работорговец был большим знатоком и ценителем собственного товара.

Кое-кто в Мельсине знал об основном источнике доходов торговца шелком Фатагара. Но о размахе этой его деятельности не догадывался ни один из его покупателей. Фатагар тщательно скрывал свое истинное лицо. По это причине он много времени проводил здесь, за городом. Его уединенный дом, окруженный высокой оградой и скрытый густым тенистым садом, служил отличным убежищем от любопытных глаз.

Салих проснулся среди ночи. Алаха лежала рядом, жалобно морщась во сне и беспокойно поводя головой. Он осторожно погладил ее по щеке, стараясь не задеть шрама, и получше укрыл одеялом. Девочка повернулась набок, подсунула под голову ладонь и затихла.

Вот и хорошо. Ей нужен отдых.

Салих сел, огляделся по сторонам. В доме было тихо. Дрова в очаге уже прогорели, но тепло еще сохранялось – до утра оставалось несколько часов. В окне стояла полная луна – круглый, холодный белый глаз. Глядя на него, Салих не мог поверить в то, что Кан – Богиня Луны – исполнена добра и материнской нежности. Лунный свет казался ледяным. Здесь, среди льда и заснеженных вершин, он был мертвенным и ярким.

Дядюшки Химьяра в доме не оказалось.

Это выглядело более чем подозрительным. Салих осторожно выбрался из-под одеял и достал свои сапоги. Обулся, стараясь не шуметь, взял пояс с ножнами. Еще раз осмотрел весь дом – благо единственную комнатку можно было окинуть одним взглядом. Нет, хозяина и впрямь здесь не было.

Салих нахмурился. Куда же ушел охотник – на ночь глядя, в мороз? Дело попахивало скверно. Привыкший подозревать в людях все самое дурное (к несчастью, эта привычка его, как правило, и не обманывала), Салих тотчас начал прикидывать различные варианты. Что выманило старика из теплого дома? Насколько Салих знал людей, только одно могло оказаться сильнее желания бездельничать, лежа возле очага после чаши горячего вина со специями, – жажда наживы.

Ну да, конечно. Красивая девочка – и при ней всего лишь один охранник, еле живой от усталости и потому не опасный… Кто не слыхал о работорговцах? Встречаются еще такие звери в человеческом обличии, которые выслеживают женщин и продают их на чужбину – в гаремы владыкам, на потеху скучающим господам…