Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– О ком вы говорите? – Ну и чушь! Нелепая и отчего-то знакомая. – Сударыня, я – разведчик и привык… узнавать о неприятеле все.

– Вы чураетесь двора, но вы отнюдь не глупец и не можете не понимать, что я имею в виду девицу, в которой вы и ваш друг Придд столь живо принимаете участие! Еще бы, ведь семья несчастной потеряла всё, только, сударь, поверженное зло остается злом. Утратив силу, оно обретает хитрость и яд. Если зло нанесет удар, это будет на вашей совести.

– О ком вы говорите? – Десять минут уже прошло, не могло не пройти, уснули они там, что ли?!

– Вы желаете, чтобы я назвала имя? Извольте. Старшая из девиц Манрик. Ей не удалось стать королевой Талига, но, если ее не остановить, она станет причиной множества бедствий.

– Иоланта? Ну и чушь! Она упала, точно так же, как и ты.

– Вы, сударь. Мы вновь и навеки на «вы». Прошлое сгорело.

– Как скажете, но Иоланте тоже подрезали ленты на туфлях. Пакостника в самом деле надо поймать, но Иоланта…

– Конечно, вы предпочитаете верить ей, а не мне!

– Я предпочитаю верить моей матери и Франческе… Госпоже Скварца. Они в этой вашей фрейлинской дряни разбираются лучше вас. Иоланту зачем-то хотят убрать из Старой Придды…

– Рыжая дрянь уберется! – Гизелла подалась вперед. – Я ее тут не оставлю! Пусть отправляется в Бергмарк. К дочке Колиньяра и этой… Ивонн Маран!

– Ни в какую Бергмарк она не поедет! – Ну и злюка! Из-за имени, что ли? – Если ты… вы выживете Иоланту, мы с Валентином увезем ее в Акону! Валентин имеет право, они родичи, а подруги в Аконе найдутся!

– Подруги? Любовница твоего брата и гоганская трактирщица? Отлично! Пусть Иоланта проваливает в Акону и выходит замуж за какого-нибудь капитана, главное, я не буду любоваться каждый день на эту розовую поросятину.

– Какие знакомые речи! Виконт Дарзье не рискует их повторять при мужчинах, но в вас нашел благодарную слушательницу. Вы просто созданы друг для друга, сударыня. Передайте вашему… кавалеру, что какой-нибудь капитан с нетерпением ждет, когда господин Дурзье сможет не только танцевать. Мы продолжим разговор и будем продолжать, пока вы… его не потеряете навеки.

– Вы даже с вашим Валентином не заставите замолчать женщин…

– Мы постараемся. У Ли с Рокэ это как-то вышло.

– Какой же ты… вы…

– Такой же, как все Савиньяки. – Герцог! Ничего ж себе, и как подкрался, прямо не волк, а кошка!

– Монсеньор, прошу простить…

– Не за что тебя прощать. Молодец, правильно говоришь и еще правильней думаешь. Дорогу назад отыщешь, разведчик?

– Конечно, монсеньор.

– Тогда проваливай. Его величество вашу компанию примет в два в классной комнате, а за девицу Манрик не беспокойся. Считай, я ее взял под личное покровительство.

Подруга была молчалива, и Мэллит стало совестно за свое счастье, ведь с каждым новым днем приближалось ужасное. Сэль не представляла, что значит познать несущую унижение боль! Ее еще могут облегчить полные любви мысли – так чистая холодная вода охлаждает ожог, – но в сердце подруги не жених, а регент Талига, и он прекрасен, будто сын Кабиохов. Как, любя и желая красоту, отдать себя безобразию?

– Сэль, – гоганни долго колебалась, но все же подругу окликнула, – твой брат говорил, сегодня дорога разделится.

– Да, – Сэль вздохнула и сделала стежок. Она не вышивала с самой Аконы, а сегодня достала пяльцы. – Скоро начнутся холмы, потом будет речная долина и в ней – поворот на Бергмарк. Там очень красиво, особенно летом.

– Первым из бергеров, – припомнила Мэллит, – я узнала барона Райнштайнера, вторым стал великий воитель с двумя именами.

– Ульрих-Бертольд.

– Так его называют. Эти двое слывут лучшими, но прочие им во многом подобны. В день, когда тебя решили убить, к нам на помощь пришли бергеры, их было много, и все они вели себя достойно.

– Все верно. Мы с мамой гостили в Агмштадте, нам там понравились все, кроме маркграфини с ее камеристкой, но они не из Бергмарк, а из Талига.

– Зачем говорить о дурном и утратившем значение? Сэль, ты не радуешься, а сегодня стала вышивать, но не как прежде. Ты не любишь поднимать голову, пока на ткани не расцветет цветок или не раскроется лист, а сейчас то и дело смотришь в окно, где лишь снежная дорога. Если ты больше не хочешь в Липпе, скажи Монсеньору, он объяснится с большим королем, а мы повернем в Агмштадт на радость Герарду и… Во имя Кабиохово, ничтожная виновата страшной виной! Ты ходила к нареченному Ли сказать о себе и своих бедах, но не успела, пришла я, и ты сочла это знаком судеб. Это не так, но ты ушла, не сказав ничего и лишь взяв кошку. Так обманывались и губили себя многие, ведь судьба не остров и не дом, а река, которая уносит в море, если не плыть, и звери, что врываются в жилище, если не затворять дверей… Сэль, останови лошадей и позови Монсеньора!

– С чего ты взяла, что я боюсь выходить за его величество? – Подруга сложила вышивку и нагнулась, чтобы посмотреть, спит ли уставший от ревности черно-белый. – Страшные люди совсем другие, и потом мне хочется увидеть рябую скалу; гаунау зовут ее Кукушкой, когда дует западный ветер, она качается и дарит счастье тем, кто его заслуживает. В Липпе вообще много интересного, но сейчас в самом деле можно покататься. Я попрошу монсеньора Лионеля и капитана Уилера взять нас в седла.

– Только будь откровенна! Он поймет…

Первородный поймет и сделает. Пусть это приблизит разлуку, Мэллит не заплатит бедой подруги за лишний месяц счастья, да это и невозможно. Соприкоснувшись с предательством, радость теряет чистоту и становится ядом для купившего ее.

– Монсеньор уже понял. – Вздохи Сэль были привычкой, ее тревога пряталась в глазах. – Наверное, мы с ним в самом деле родные, хотя не представляю, как такое могло получиться. Если бы кто-то из дам Креденьи повел себя неподобающе, господин граф родился бы красавцем, а он похож на торскую лошадь. Мелхен, поезжай сегодня с Монсеньором сама, потому что мне надо поговорить с капитаном Уилером.

– Да, я поеду с первородным. – Слушать стук его сердца и ощущать силу – счастье, но сегодня нужно говорить о Сэль.

Только бы успеть до поворота, иначе придется возвращаться, а Кабиоху неприятно бессмысленное. Он благословил лишь возвращение домой, иные дороги, не дойдя до цели, лучше не обрывать, а зажигать ночами свечи и ждать тоже прекрасно. Мориски сильны, они зажарят павлина еще до осени, а друг регента убедит их уйти к своим берегам и вернется в Талиг.

Снежные поля казались ровными, но на горизонте проступали не то облака, не то холмы, о которых говорила подруга. Мэллит не знала, далек ли поворот, и боялась не успеть объяснить важное, ведь приготовленные слова, слетая с губ, перестают казаться умными. Отвергнутые мужчины считают себя обманутыми, они прощают редко, а порой вынуждены мстить, даже не держа зла. Таков обычай: женщина, единожды согласившись, перестает принадлежать себе, а согласие редко идет от сердца.