Вера Камша - Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню [litres]

– Монсеньор… – девушка задумалась, явно подбирая слова; странно, обычно она говорила сразу. – На такие вещи обижаются, но мне кажется, вы думаете, что скоро умрете. Вам этого не хочется, но вы все равно едете, потому что так надо. Вы можете меня выставить, и тогда мне придется идти к его величеству и объяснять все ему, чтобы он объяснил вам, потому что это очень важно.

– Рассказывайте. – Это в самом деле может быть важным. – Для начала о том, как вы пришли к такому выводу.

Удивительное создание вздохнуло и взгромоздило себе на колени только того и ждавшую кошку. Жаль, что не удастся увидеть ее в Липпе, и Липпе тоже немного жаль. Каменная кукушка, которую пытается прогнать ветер, это должно быть любопытно.

– Понимаете, Монсеньор, – начало было привычным, Сэль свои объяснения так часто начинала, – вы очень добрый и умный человек, а это редко бывает сразу и одинаково. Кроме вас я знаю еще только монсеньора Рокэ, ее величество, его величество Хайнриха и маму, хотя она больше добрая, как и ее высочество Матильда. Сейчас трудно судить, какими будут герцог Придд и господин фок Фельсенбург, потому что мужчины умнеют к тридцати, было бы очень хорошо, если бы они вас догнали, но я опять начинаю путаться. Наверное, это от выходцев, они для нас тоже говорят непонятно.

Понимаете, Монсеньор, когда мы прошлый раз с вами говорили, вы бы не предложили на мне жениться, если бы думали, что это всерьез и надолго. Наверное, вам наговорила гадостей маркграфиня, и вы подумали, что наша женитьба никого не удивит, папенька будет доволен, а я, когда овдовею, смогу делать что хочу, как будто вообще ничего не было. Если бы вы собирались жить долго, вы бы не захотели огорчать Мелхен, хотя она была бы только рада, ведь ей Таракан наговорил, что королю на ней жениться нельзя, а вы почти король, и это понимают все. Мы могли бы сделать так, чтобы ваши с Мелхен дети были бы как будто моими, но жить во вранье очень тяжело. Так думала ее величество, а она знала, что говорит. Мне теперь кажется, что у нее была большая беда, о которой она никому не говорила.

– Была. – Пусть знает и это. – Но Катарина с ней почти справилась.

– Она вам рассказала?

– Нет, это выяснилось, когда королева умерла.

– Тогда не рассказывайте мне, пожалуйста, это будет нечестно.

– И бессмысленно. Все, что вам нужно знать, это то, что Катарина Ариго платила не за себя. На ее месте так поступили бы многие.

– А мы с Мелхен?

– С вами такого не могло произойти, а Мелхен… Кубьерта и книга Ожиданий учат разному. Гоганни стала бы искать другой выход, более действенный.

– Я тоже думаю, что нам втолковывают много глупого и ненужного, и почему-то именем Создателя. – Очередной вздох, ясные глаза и мысли, достойные если не Франциска, то Катарины. – Бабушка заставляла нас читать о любви и ходить в церковь, а сама перессорилась со всеми соседями и почти заела маму, а господин фок Дахе все время заказывает молебны о своей мерзавке. Конечно, у него теперь на это есть деньги, но я не понимаю, почему священники их берут, ведь это все равно что брать деньги у родственника преступника, чтобы подкупить судью. Монсеньор, я это уже говорила, но вы, по-моему, не обратили внимания. Мне кажется, Герарда и господина фок Дахе с тропы Холода прогнали вы, значит, по тропам Холода можно добраться туда, где вы бываете. То есть папенька с Зоей, если нужно, смогут вас найти, хотя если там будет твориться что-то нехорошее, папенька струсит. А вот Зоя нет, но ее не слушается папенькина лошадь, а она может понадобиться. Монсеньор, если вы мне скажете, где и когда нужно вас искать, я попробую договориться с папенькой. Он обязательно объявится на моей свадьбе.

– Спасибо, Сэль. – Вот уж воистину, раз могу, значит – должна, хотя чему удивляться? Это же так естественно: тебе доступно нечто, невозможное для других? Значит, делай – за тебя и кроме тебя никто этого не сделает.

– Монсеньор, так вы мне скажете?

– Пожалуй, но мечту капитана Арамоны вы уже осуществили, вам больше нечего ему предложить.

– Я об этом уже думала, – с готовностью принялась объяснять дочь выходца. – Папеньке всегда было мало того, что он получил, а в Гаунау есть имя Арнульф. Это почти Арнольд, его величество не против так назвать своего сына, а папеньке я скажу, что это в честь него. Кроме того, ему можно пообещать памятник. Понимаете, очень удачно, что я буду королевой Гаунау. В Талиге ставить памятник папеньке нельзя, потому что очень многие знают, что он был настоящей свиньей, а в Гаунау он просто будет отцом королевы. Конечно, мне придется очень постараться, чтобы меня полюбили, но думаю – у меня это получится, потому что там много военных.

– Вас обязательно полюбят. – Те, кто не возненавидит, но это уже дело Хайнриха. – Если не сочтут, что Талиг для вас важнее Гаунау. Когда я согласился на… ваш брак, я забыл вам об этом сказать.

– Вы согласились, потому что в Гаунау нам ничего не грозит, – вздохнула девушка. – Господин Фельсенбург тоже так думает и поэтому отдал мне свою кошку, а жить в Гаунау я смогу. В Золотых Землях все равно будет так, как решит монсеньор Рокэ, а значит, его величество Хайнрих на самом деле что-то вроде Проэмперадора Гаунау. Конечно, если Талиг с Гаунау снова рассорятся, мне придется убежать, но этого не должно случиться, потому что монсеньор Рокэ и его величество друг друга очень хорошо поняли, и вы тоже не стали бы подписывать договор с тем, с кем нельзя мириться. Вы мне скажете, когда понадобится папенька?

– На Октавианскую ночь. – Хуже от Арамоны под рукой точно не будет. – Но понадобится он не мне, а герцогу Алва. Я дам знать ему, а он – вам. Сэль, если вы хотите помочь, надо слушать именно его.

– Хорошо, а что тогда будет с вами?

– Не знаю. – Главное, чтобы обошлось с Талигом. И не только сейчас, но и через четыреста лет. – Хоронить меня не стоит по крайней мере до… Осеннего Излома.

– Почему Осеннего? – На щеках слезы, но она решила и сделает. Любопытно, когда будущие подданные поймут, что характером их королева вряд ли уступит королю?

– Потому что осень – это Молнии. Селина, я почувствовал в вас почти сестру еще в Бергмарк. Мужчины часто говорят подобное, но я за свои слова отвечаю кровью. Нашей с вами кровью. Цилла, называя вас «фульгой», не просто дразнилась, за этим что-то стоит.

– Я о таком не думала, – судя по сведенным бровкам, Сэль собиралась немедленно наверстать упущение. – Только она говорила не просто «фульга», а грязная. Папенька должен знать, что это значит у остывших, я его спрошу. Гудрун!

Кошка одним прыжком слетела на пол и теперь сидела у двери, за которой кто-то наверняка был.

– Что ж, – Лионель улыбнулся и возвысил голос, – я рад, что ваша пропажа отыскалась.