Валерия Воронцова - Клятва ворона [litres]

Вот че-е-ерт.

– Ту самую, которая не ошибается, – сглотнула я, пытаясь отогнать подкрадывающуюся к горлу тошноту.

– Да, – кивок Яблонева, по-настоящему птичий, резкий и короткий, словно его вообще не было, сказал мне больше, чем слова. Ведьмак, прежде никогда не отказывающийся смотреть в глаза и выходящий победителем из любой зрительной дуэли, сейчас прожигал взглядом асфальт. – Она… не знала, кто она такая. Способность перешла к ней от бабушки, но та умерла, когда Марине было три года, и не успела ничему ее научить. Я… пояснил Марине, почему она никогда не может заблудиться, где бы ни находилась, и всегда находит нужные ей вещи, знания и людей независимо от ситуации. Пару прогулок и бесед спустя она стала моей девушкой, и мы встречались три года. Я познакомил ее с остальными, ребята тепло приняли ее, особенно Паша. Шутил, что раз фамильяра мне не дано, то хотя бы проводник ситуацию выровняет. – Яблонев завертел в руке следующую сигарету. – Мы практически не расставались. Я собирался сделать Марине предложение и очень долго это обдумывал, а потом… Удивительно, но я со своей злопамятностью плохо помню, как начался тот день. До дня рождения оставалась неделя, а в такой пограничный период все мы неосознанно чувствуем немного больше и видим немного дальше. Это силы готовятся к возрастному скачку или началу нового цикла. Я почувствовал и ее, и Пашу, и то, что между ними происходит, и то, что это далеко не впервые, но себе, конечно, не поверил. – Влад сломал сигарету пополам. – Мы всегда прикрываемся недоверием к себе, когда сталкиваемся с правдой, заметила?

– Знакомо, – осторожно признала я. – Что ты сделал?

Я не спрашивала, что случилось. Если я что и вызубрила за эти несколько месяцев, так это то, что мы, темные, всегда действуем. Так, как считаем нужным. Без промедлений и остановок «на подумать». Взять хотя бы мой сегодняшний бег к Ирке на помощь и готовность драться еще раньше, чем возникла необходимость.

– Решил проверить себя, поехал к Паше. Все было ясно еще во дворе его дома, но я отмахнулся и от этого. И от буйства красок в подъезде, от покалывания ее тепла на втором этаже, от ярких картинок из недавнего прошлого на третьем… Я просто позвонил в дверь. – Влад усмехнулся. – Они думали – доставка пиццы. Помню, меня удивила легкость, с какой Паша открыл дверь. Потом-то я понял, что он ожидал увидеть на пороге кого угодно, кроме меня. Так давно это проворачивали, успешно скрывали, что стали неосмотрительными и самоуверенными. Все было настолько очевидно и прозрачно, что что-то внутри меня сдалось и признало факт. Дальше последовало объяснение из серии «ты все не так понял, мы обдумывали тебе подарок на день рождения». Голяком и друг на друге. О лучшем подарке и мечтать было нельзя. Забавно, да?

– Нет, – тихо уронила я, ежась от тона вопроса и острого сарказма, направленного парнем на самого себя. – Это… ужасно. Мне…

– Не смей. – Яблонев выставил указательный палец, обрывая на полуслове. – Не надо принимать сторону, не зная финала. Думаешь, для меня была загвоздка рассказать тебе именно это? – Князь снова усмехнулся, отворачиваясь. – Ранее я объяснял, почему практикующие не особо скоры на негативные слово или эмоцию. Так вот: в тот момент я их не сдерживал. Даже не пытался. Все, что я почувствовал, перешагнув порог, послужило бомбой, которую я запустил в них. Разумеется, ослепленный и оглушенный собственными эмоциями, я не удосужился посмотреть еще дальше, увидеть важное… – Голос практикующего становился все тише с каждым словом, пока вовсе не исчез в порыве ветра.

– Я не понимаю, – признала я чуть погодя.

Час назад Павел выглядел вполне себе живым и здоровым. Марина, судя по его словам, тоже была в норме. За что бы ни винил себя Влад, это точно не похоже на случай с его отцом.

Яблонев покивал, тяжело вздохнул, достал еще одну сигарету и, впервые за этот разговор, посмотрел прямо мне в глаза:

– Понимать тут особо ничего и не требуется. Марина была беременна, но вот пришел я, и, – Яблонев щелкнул пальцами, – перестала.

Я почти сразу же закрыла рот, не дав ему толком открыться. Язык обрезался о верхний клык, и лишь это доказывало, что челюсть все еще при мне. Напрашивающийся вопрос был настолько очевидным, что не требовал озвучивания.

Затянувшись, Яблонев покачал головой:

– Нет, не от меня. В самом начале знакомства она попросила никогда не лезть ей в голову. Я сдержал слово. Может быть, нарушь я его, до такого бы не дошло, остановившись на банальном расставании. Марина попала в больницу. Через три дня Пашу настигла черная полоса, выпутаться из которой он смог только месяцы спустя не без помощи Алены и Марины. Я узнал, когда это случилось. – Влад снова поймал мой взгляд. – Прежде чем ты скажешь что-то в мою защиту, я должен признаться, что даже это знание тогда меня бы не остановило. Я хотел сделать как можно больнее, и я сделал. Сожаление пришло позже, только жаль мне было не Марину.

Захотелось подтянуть коленки к груди и, обняв их, по-детски сказать: «Я в домике». Однако мы не играли. Не в силах сидеть, я прошлась перед лавкой, скрестив руки на груди, думая, что сказать, стараясь понять, имею ли право вообще осуждать и обсуждать его поступок.

– Ты любил ее и хотел, чтобы она стала твоей семьей, – начала я, остановившись прямо перед Яблоневым. Мысли о его разбитом сердце причиняли почти физическую боль, злили, и я не была уверена, что дело только в фамильярстве. – Они предали тебя. Спустили в трубу все твое хорошее отношение, растоптали дружбу, доверие и еще миллион вещей, которые ты для них сделал. Они могли начать отношения не за твоей спиной. Могли все тебе рассказать. Могли решить это менее болезненно, без подлости, обмана и… Как она вообще могла встречаться и с тобой, и с Павлом и при этом не видеть в этом ничего странного? – Сдавшись, я всплеснула рукой, не сумев удержать планку на спокойствии.

– Ей было так удобно. Лисы – весьма практичные создания. А ты снова меня оправдываешь, хотя уже должна была понять, что я не белый и не пушистый.

Отлично, Марина – лиса. Первое: ей лучше никогда не попадаться мне на глаза. Второе: возможно, я способна перегрызть глотку в прямом смысле. Третье: меня должно это пугать, но страха нет. Только десны чесались, а сочувствия к ее потере все никак не наскребалось.

– Да не оправдываю я тебя! Я верю, что виноват всегда тот, кто начал первый. На обмане и чужих страданиях счастье не строится! Боги, да тебе же до сих пор больно смотреть на Павла, думать о ней и о них… Ты же понимаешь, что я и это почувствовала? То, что я злюсь и обижена, не значит, что мне все равно, когда тебе плохо.

– Значит, самое время выслушать окончание истории, как раз отвечающее на вопрос, в чем проблема вступить в нормальные отношения.