Эйприл Женевьева Тухолки - Бессердечное милосердие [litres]

Мы стояли снаружи, пока снег кружил вокруг лодыжек. Я следила за слугами – женщины стирали в ледяной воде, кормили цыплят, загоняли детей по хижинам. Тогда я повернулась, глянула на Цветочную Долину, что стояла белая, сверкающая на замерзшем снегу. Видела и три сожженных деревни, и еще несколько. Одна за другой они простирались от самого леса до бесплодной Слякотной Пустоши.

Рот дернул подбородком, подзывая меня подойти. Я приблизилась, встала возле его плеча, лицом к стрегасу.

– Гляди, – велел он. – Нужно слышать, что они молвят.

Он призвал слугу, и появился шестнадцатилетний долговязый мальчишка.

– Веди кабана, Олин.

Мальчик убежал, но вернулся через несколько мгновений, таща за собой по двору розовую молодую свинью.

Эен принял свинью у мальчика и протянул худощавую руку Роту.

Рот сунул руку в плащ, затем насыпал в ладони стрегаса золотых монет.

– Не проси более. Я все тебе отдал.

– Но не награду.

– Награда для воинов, победивших Зверя. Если, конечно, сам не хочешь сразиться, Эен.

Эен медленно моргнул и ничего не сказал.

Рот кивнул.

– Вот и правильно. Начинай.

Свинья виляла хвостом и косилась на стрегаса, ленивого, довольного.

И тогда стрегас атаковал.

Закружили коричневые плащи, погрузились колени в снег, вонзились ножи в плоть бедного животного. Визг стоял, лилась кровь.

Зрелище напомнило воронов, пирующих на трупе.

Свинья взвизгнула, упала на землю и повалилась на бок.

Эен разрезал животное на белом снегу и вытащил внутренности, бросил их на землю, точно кашу из серого, красного и фиолетового.

Астрид принялась читать знамения.

Зарыла маленькие ручки в дымящуюся, вонючую кучу. Я насчитала шесть ударов сердца… нет, семь… а потом ее карие глаза налились розовым, подобно Коралловой реке, что бежала через южные границы.

Астрид принялась раскачиваться взад-вперед, и красные капельки крови выступили на щеках сквозь розовую пыль.

Эен резко поднял палец.

– Начинается.

Рот и я сделали шаг ближе. Затем упали на колени и наклонились к маленькой, лысой девушке.

– З-з-з-имний туман, точно дым на с-с-с-снегу .

Голос ее был хриплым, глубоким, несмотря на ее возраст, со странным шипением, которое заставило мою кровь похолодеть.

Мне вспомнились камыши в Болотах Красных Ив, шепчущие и шепчущие.

Я вздрогнула.

– Стрела в яблоке глазном с-с-с-струится кровью. С-с-с-следуй за алым ручьем к логову Зверя да следи за зубами волчьими.

Солнце исчезло за облаками, и все мы оказались в тени.

Я принюхалась. Снег .

Снежные бури разразились далеко на западе.

Легкая дрожь сотрясала стройные плечи Астрид. Она погрузила пальцы глубже в свиные внутренности, поднимая пар на утренней стуже.

– Коне-ц-ц придет с поцелуем. О-с-с-терегайтесь укуса. Смерть так и идет по пятам.

Свино-Девушка моргнула, и розовая пелена начала исчезать с ее глаз.

Выпал снег.

Стрегасы ушли вскоре после предсказания Астрид, обратно к холму, обратно на свой корабль, обратно к темной лачуге, в которой они жили на Свином острове.

Рот и я провожали их взглядами, а за их спинами развевались коричневые плащи.

Эен обернулся, и жуткие розовые щеки отразили тусклое зимнее солнце.

С Морскими Ведьмами я чувствовала мир, с Королевой-Затворницей – силу, страх. Но Свино-Люди наполнили меня примитивным чувством – глубоким, тревожным, будто мы разбили лагерь на древнем поле битвы и спали в грязи среди умерших солдат.

Тригв и Джунипер появились подле меня, опустив к земле глаза. У подножия холма двое стражников подняли бревно, и стрегасы прошли чрез врата.

Я вздохнула с облегчением, когда двери закрылись за их спинами.

– Чую, пути наши вновь пересекутся, – заметил Тригв, уставившись вдаль. – Не думаю, что мы видели последних из стрегасов.

Джунипер кивнула, сделала круговой жест рукой.

– Нанте, Нанте.

На щеки упали снежинки, и дрожь пошла по всему телу.

– Жаль, что горло Астрид не порезала.

Рот плотно закутался в синий плащ и одарил уставшим взглядом.

– Тогда мы не услышали бы пророчества.

Миновали две ночи, но мы не видали ни тумана, ни Зверя.

Снег падал и падал.

Ночью я спала у очага с Тригвом и Сестрами Последнего Милосердия – по одну сторону устроилась Ови, по другую – Джунипер. Тригв ютился рядышком, как и обычно, и теперь у моих ног еще грелась собака, Вика.

У очага всем было тепло, и мы крепко спали, несмотря ни на что.

Тригв большую часть времени проводил с Сив, врачевателем в желтом. У нее была собственная хижина возле Зала, и они с Тригвом вечерами смешивали зелья, изучали древние лекарские свитки да выхаживали больных.

Руна и Индиго дневные часы тратили на изготовление стрел и стрельбу по мишеням. Индиго научила Руну мастерить тисовый лук. Она отрезала ветку от древнего тиса, и тогда Джунипер и предсказатель, Флинн, провели ритуал на рассвете, который изобиловал таинственными жестами и тихим пением.

Джунипер часто оставалась с предсказателем, что меня не удивляло – он казался нежным, красивым. Изо дня в день они спускались к долине и Звездной реке – Джунипер уверяла, что быстротечные воды помогают ясновидению. Я часто наблюдала за ними с вершины холма: ее зеленые волосы и черный плащ Сестер Милосердия сливались с темными волосами и белой медвежьей шкурой Флинна.

И Ови. Ови исчезала с Вейл. Вместе они делали обходы, проверяли еду на кухнях; варку медовухи в подвалах; коз, свиней и овец в хозяйственных пристройках. Она, казалось, назвалась товарищем и защитницей девушки и довольствовалась этой ролью.

Я вечерами пила вайт с Ротом.

Вскоре я узнала, что ярл шел по пути Обина. Он не приносил в жертву животных во время летнего солнцестояния, а вместо этого совершал подношения хлеба и меда на древних камнях вблизи реки и ручья. Он верил в силу природы – магию деревьев и земли, ветра и моря. Обин был богом поэтов, и единственный понимал, что жизнь есть бесконечный ряд перекрестков, который ведет к глубокой радости и страшной печали.

Как бывшая Сестра Милосердия, я все еще молилась Валькрии. Но Обин начал навещать меня во сне – короткие видения широкоплечего мужчины, прислонившегося к древу на перекрестке. Его ясные голубые глаза щурились на заходящее солнце.

И в моих снах Обин был похож на Рота.

Мы с Ротом много разговаривали и много пили. Он, казалось, ценил мое общество, и я была не скупа на сей подарок. Он оказался чудным рассказчиком с глубоким, выразительным голосом. Поздно ночью, когда вайт совсем овладел его сознанием, он расслабился и поведал мне истории из детства.

– Когда мне было десять лет, я отправился охотиться на троллей и искать сокровища в Скальских горах, – говорил он на вторую ночь. – Убежал я без отцовского разрешения, намереваясь искать чудищ и славу в глубоких темных Слякотных пещерах, протянувшихся на несколько миль под горой.