Изабель Ибаньез - Лунная нить [litres]

– Прекрасная идея, Сайра.

Пульс учащается, и сердцу становится тесно в груди.

– До свадьбы, – начинает Аток, – вам запрещается покидать замок. Стража будет с вами днем и ночью. Если попытаетесь сбежать или причинить вред одному из моих подданных, я сожгу мост. Иллюстрийцы будут окружены и принесены в жертву Инти.

Я слушаю, поджав губы. Это блеф. Магия Аны защитит мой народ… Кажется, сейчас я хлопнусь в обморок. Если Ана в опасности, мы можем остаться без защиты в любой момент. Или еще хуже: мост снова станет видимым. Я должна добиться ее освобождения и возвращения в крепость. Тогда мы будем готовы к бою. Стены иллюстрийской цитадели практически невозможно разрушить; без Эстрейи Аток лишь потеряет значительную часть своей армии, но не сможет победить.

– Я хочу получить полный доступ к бастиону, – продолжает Аток.

– После свадьбы, – твердо отвечаю я. – Не раньше.

В зале наступает полная тишина, но мне все равно.

Он не должен попасть в иллюстрийскую крепость. Насколько я понимаю, лаксанцы слабо представляют, как работает защитная магия над мостом. Они не знают, что за этим стоит Ана, и думают, что мой приказ может открыть им дорогу.

Аток поднимается и, уперев кулаки в бока, говорит:

– Прямо сейчас.

– Если вы всерьез говорите о мире между нашими народами, то примете мои условия, – настаиваю я. – Откуда мне знать, вдруг вы попытаетесь убить меня до свадьбы? Но когда мы поженимся, – вкрадчиво добавляю я, – крепость и источник перейдут к вам.

Только сказав это вслух, я понимаю, что так все и будет на самом деле. Если я провалю свою миссию, мой народ лишится не только будущей королевы, но и дома… и жизни. Святые небеса. Это наш единственный шанс вернуть то, что принадлежит нам по праву.

– Осталось подождать всего шесть недель, – говорю я. – Я буду здесь. Какие еще гарантии вам нужны?

Кажется, мой ответ удовлетворяет его, и Аток снова садится.

– В качестве жеста доброй воли я проявлю снисхождение.

Аток щелкает пальцами, подманивая парнишку, стоящего в конце очереди. Это он забрал у меня оружие. Парень, от которого пахнет жженой амброзией.

– Руми, – повторяет Аток, повышая голос. – Хватит мечтать… или чем ты там занимаешься, черт побери!

Парнишка вздрагивает от неожиданности, и по толпе прокатывается волна смеха. Он неуклюже прокладывает себе путь к трону. Придворные расступаются, и он падает на колени перед королем, положив руку на сердце. Снова слышны смешки.

– Верховный Владыка Инкасисы, – начинает он. – Я Ваш покорный слуга. Как я могу…

– Отведи кондесу в ее покои, – нетерпеливо перебивает Аток. – Позаботься о том, чтобы ее искупали, а одежду сожгли. Теперь она будет носить лаксанское платье. – Даже не смотрит в мою сторону. – Оставь стражника за дверью. Теперь ты за нее отвечаешь, primo [23] Двоюродный брат (исп.) . .

– К моему великому удовольствию, Ваше Величество. Да здравствует вечно повелитель Инкасисы! – отвечает Руми со слащавой улыбкой. Само обаяние и манерность. Совсем не похоже на то, как он вел себя со мной.

Руми продолжает стоять на коленях. Кто-то тихонько посмеивается.

– Руми, – раздраженно прикрикивает Аток. – Сейчас же.

Он мгновенно вскакивает на ноги.

– Да, Ваше Сиятельство. Por supuesto [24] Разумеется (исп.) . .

Закатив глаза, король поворачивается ко мне.

– Можешь идти.

Я хмурюсь. Он так и не сказал ничего об иллюстрийских пленниках.

– Одну минуту, Аток.

Он склоняет голову и начинает сосредоточенно изучать свои ногти.

– Мне нужна гарантия, что иллюстрийцы будут освобождены из плена. У нас была договоренность, ведь так?

– Была, – соглашается Аток. – Но, понимаешь ли, один из моих двоюродных братьев так и не вернулся во дворец.

Я ощущаю легкое покалывание в теле, словно готовлюсь к схватке.

– Братьев? – переспрашиваю я.

Губы Атока искривляются в самодовольной улыбке, и в этот момент он почему-то напоминает мне ягуара.

– Посланник.

Меня прошибает холодный пот. Из-за моего безрассудства он сделает что-то плохое с Аной. Матерью Софии. Моей подругой, которая никогда не забывала припасти для меня чашечку кофе после обеда, пекла куньяпес [25] См. словарь «Еда» в конце книги. на мой день рождения и научила меня сажать коричные деревья.

– Я не знала. Por favor , отпустите иллюстрийцев, – говорю я, и голос предательски дрожит, превращая мою просьбу в мольбу.

Аток безучастно смотрит на меня, по-прежнему держа руку на весу и всем своим видом показывая, что ногти занимают его гораздо больше, чем наш разговор. Я жду затаив дыхание.

В его лице что-то меняется, как будто он ухватился за удачную мысль.

– Хорошо, кондеса. Им разрешат покинуть замок.

Ноги подкашиваются от облегчения. Хочется поблагодарить его, но я сдерживаюсь. Он не имел права удерживать Ану и наших солдат. С какой стати я должна благодарить его за их освобождение? Руми спускается с тронного возвышения. Стража снова хватает меня за руки и тащит по узкому проходу, по обе стороны которого стоят лаксанские вельможи, глядящие на меня с нескрываемым презрением. Какие же они мерзкие!

Когда до высоких деревянных дверей остается всего несколько шагов, в зале раздается зычный голос Атока:

– И еще, кондеса.

Я настороженно оборачиваюсь; стража по-прежнему держит меня за руки.

– Теперь вы принадлежите мне. И не забывайте, что я могу взять в плен еще больше иллюстрийцев, если вы не прекратите упрямиться. Не искушайте меня. Теперь вы в моей власти.

От его слов по спине пробегают мурашки. Стражники толкают меня вперед; двери захлопываются, и грохот, многократно умноженный эхом, заполняет пустой коридор. Я замечаю, что за мной стоит двоюродный брат Атока. Стража плотно окружает меня, и я стискиваю зубы.

– Каково это – принадлежать Его Сиятельству? – спрашивает Руми. – Наверное, неприятно терять контроль над собственной жизнью.

– Я никому не принадлежу, – тихо возражаю я.

Руми молча смотрит на меня. Сложно понять, о чем он сейчас думает. Я гордо вскидываю подбородок, приготовившись к противостоянию, но Руми больше ничего не говорит. Аток хочет унизить меня, подчинить иллюстрийцев своей воле, стать более могущественным и получить законное право на престол благодаря браку. Если кондеса станет его королевой, иллюстрийцам придется покориться.

Что ж, к счастью, король-самозванец женится на мне, а не на ней.

СТРАЖНИКИ ВОЛОКУТ МЕНЯ по коридорам, крепко держа за руки. Руми лениво плетется впереди.

– Я могу идти сама, – огрызаюсь я.

– Не сомневаюсь, – бросает Руми через плечо. – Но вам нельзя.

Да, нельзя. Для них я – дикое животное, которое не следует выпускать на волю в замке. Стиснув зубы, я с силой вырываюсь из их рук. Один из стражников пытается схватить меня снова, но я злобно огрызаюсь. Он отступает и растерянно смотрит на Руми.