Изабель Ибаньез - Лунная нить [litres]

– Как вы вообще умудрились заснуть во всем этом? – бормочет Руми, прислоняясь к стене.

Пламя факела колеблется, и по его лицу пробегает тень.

Он одет так же, как Аток днем ранее: добротная туника из хорошего хлопка, темные брюки и кожаные сандалии. Но я снова чувствую слабый запах сырой земли и жженой амброзии. Он вообще когда-нибудь стирает одежду?

Уголок его губ слегка приподнимается, словно ему нравится ставить меня в неловкое положение. Я не обращаю внимания; быстро снимаю юбку и еще две лишние туники.

В комнату без стука входит девушка, которая забрала прошлым вечером мою одежду. Она приносит длиннющее разноцветное платье. Очевидно, до меня его носила более высокая девушка: традиционные лаксанские пышные юбки должны заканчиваться у лодыжек. Подол оторочен изысканным белым кружевом, а короткие рукава украшены рюшами. Словом, этот наряд напоминает булочки с вареньем, которые моя мама любила покупать на рынке в Ла Сьюдад. Пышно и вычурно. Каталине бы понравилось.

– Вам помочь одеться? – сухо спрашивает девушка.

– Нет, – отвечаю я.

– Да, – одновременно говорит Руми.

Я испепеляю его взглядом. Он снова едва заметно улыбается и уходит, бросая через плечо:

– Хуан Карлос выведет вас на улицу. Даю десять минут.

Вот подлец. Он специально разбудил меня, чтобы посмотреть на мою реакцию, когда он сообщит о параде. Я продолжаю негодовать, в то время как горничная помогает мне одеться, впихивает в платье, завязывает банты и расправляет все рюши. Она щиплет мои щеки для придания румянца, подкрашивает губы и заплетает мне косы. Затем подает кожаные сандалии, и я с удивлением обнаруживаю, что они мне как раз по ноге. Ее работа, судя по довольной ухмылке.

Наконец, удовлетворившись моим внешним видом, она выходит и приглашает Хуана Карлоса войти.

– Готовы, кондеса?

– Одну минуту.

Я начинаю застилать кровать. От некоторых привычек не так-то просто избавиться. Мне всегда приятнее возвращаться в чистую комнату. Чувствую себя спокойнее, когда все упорядочено и под контролем.

Стражник прислоняется к стене и наблюдает, как я сосредоточенно расправляю простыни, подтыкаю края и безупречно разглаживаю ткань. Поднимаю с пола одеяло (наконец-то сухое!) и аккуратно застилаю кровать. Осталось только подогнуть верхний край.

– Не думал, что вы делаете работу за горничных, – замечает Хуан Карлос.

– А я думаю, тебе стоит впредь держать свои мысли при себе.

– Как угодно.

Мы выходим из комнаты; стражник идет рядом. Я чувствую его взгляд. Он подстраивается под мой темп. Несмотря на то что Руми велел поторопиться, он не подгоняет меня. Я украдкой смотрю на него: Хуан Карлос по-прежнему наблюдает за мной. Отмечаю про себя, что он невероятно ловко, почти не глядя, обходит куриц, то и дело попадающихся на пути.

– Хватит пялиться, – шиплю я сквозь зубы.

Кажется, это лишь раззадоривает его.

– Хорошо спалось?

– Нормально.

– Кровать достаточно удобная?

Он что, дразнит меня?

– Ты, значит, отличаешься дружелюбием.

– Ага, – бойко отзывается Хуан Карлос. – Типа того.

– Понятно.

Смеется. В отличие от Руми он щедро и легко раздает улыбки. Хуан Карлос подмигивает, как бы приглашая меня присоединиться – посмеяться или хотя бы улыбнуться в ответ. Но я надеваю непроницаемую маску равнодушия: не хочу открываться стражнику, который может обернуть все против меня. Я – двойник, а потому прекрасно умею скрывать свое истинное лицо.

Аток въезжает на коне в город, возглавляя торжественную процессию. На его роскошном плаще искусно вышиты разные тропические цветы; поверх золотой короны – венец из перьев, на руках – золотые браслеты. Эстрейи нигде нет.

Горнисты возвещают о приближении короля. Я плетусь далеко позади, за его свитой. Рядом Хуан Карлос. Вытянув шею, я пытаюсь разглядеть в толпе у городских ворот иллюстрийских шпионов.

– Не видно знакомых? – спрашивает он.

– Вот уж тебе я бы сказала об этом в последнюю очередь.

Кажется, ни грубый тон, ни слова не задевают его. Хуан Карлос продолжает широко улыбаться и машет рукой столпившимся людям, будто все пришли посмотреть исключительно на него. А они и в самом деле встречают его с таким ликованием, будто он бесплатно угощает дульсе де лече. Поиграв на публику несколько минут, он поправляется в седле и пытается вовлечь меня в разговор. Опять.

– Ну, расскажите о себе.

Я поджимаю губы. Не сомневаюсь, он приветлив со мной лишь потому, что хочет втереться в доверие. А этому не бывать никогда!

– Что тебе надо?

– Просто поддерживаю беседу, – отвечает он. – После Руми я – главный человек, с которым вам предстоит проводить время до Карнавала.

– Какая удача.

Тихо усмехнувшись, он снова начинает махать зевакам.

– Попробуйте иногда улыбаться, вам понравится.

Я собираюсь ответить, но тут впереди начинается какая-то неразбериха. Как можно говорить об улыбке человеку, который находится в заточении? Шум нарастает, и Хуан Карлос подманивает стражника, едущего сзади.

– Возможная угроза. Следи за кондесой.

С этими словами он направляется прямо в центр толпы. Я не могу разобрать, из-за чего там так шумно: то ли драка, то ли люди разволновались оттого, что Аток проехал всего в нескольких шагах от них. Я быстро теряю Хуана Карлоса из виду; оставшийся со мной стражник активно подгоняет меня, пока мы наконец не минуем шумную толпу.

Хуан Карлос никак не возвращается. Тем временем процессия продвигается по узким извилистым улочкам, ведущим к самому сердцу города. На площади Солнца уже собралась огромная толпа лаксанцев. Торговцы продают засахаренную кукурузу, жареные орехи в глазури из корицы и кайенского перца. Некоторые выжимают свежий мандариновый сок в глиняные кружки и раздают их за три ноты.

Гул толпы, болтовня, звуки животных и голоса людей, стук колес, проезжающих по лужам, и грохот телег напоминают мне о жизни до восстания. Купцы выкрикивают цены на товары, пытаясь уговорить хоть кого-нибудь купить то, что им не нужно; в храме звонят колокола; где-то высоко ворчат каменщики. Они строят фантастические башни до небес, окна которых будут смотреть на далекую лавандовую гору, окутанную туманом.

Я люблю мелодию города. Оказавшись в иллюстрийской цитадели, я с горечью осознала, как угнетает абсолютная тишина. Понадобились годы, чтобы привыкнуть, но мне все равно было неуютно.

Я наблюдаю за тем, как веселятся и болтают люди в толпе. Все здания украшены лентами и флагами; повсюду растения в горшках. А в самом центре площади расположена платформа, где трое заключенных ожидают своей участи. Я прищуриваюсь, чтобы получше их рассмотреть.

Там Ана. Связанная и с кляпом во рту. Я цепенею от ужаса и придерживаю коня.