Хафса Файзал - Охотники за пламенем [litres]

– Что случилось с запретом на прикосновения? – спросил Насир.

Зафира с резким вздохом отпрянула.

Хашашин, опустив рукав, снова застегнул кожаные ремни. Он проклинал хрип в своём голосе, неуверенность. Она видела достаточно. Она видела слишком много.

Зафира смотрела ему вслед, замечая, как напряжены его плечи и как солнце бросает блики на его тёмные волосы.

Он не мог знать, что сафаитский был ей известен. Баба пытался научить Зафиру, и хотя она давно не практиковалась, её знаний хватило, чтобы прочесть слова на руке Насира. Похожий на слезу чёрный узор на его золотистой коже.

Однажды я любил.

Она где-то слышала эти слова, но сейчас они казались чем-то далёким и давно забытым. Тело Насира было усеяно шрамами, как небо звёздами. От того пореза, что тянулся по лицу, до чёрных кратеров на спине и татуировки на руке. Не это ли и есть шрамы? Напоминания о самых тёмных моментах.

Принц был сложнее, чем поначалу думала Зафира.

– Минута сближения khalas? [44] Окончена. – раздался голос.

Альтаир. Минута сближения определённо была окончена. Взгляд генерала потяжелел, и, вероятно, причиной тому было знание, что Серебряная Ведьма оказалась одной из даамовых Сестёр.

Зафира приняла из его рук наполненный бурдюк, вытерла заблудившиеся капельки краем туники. Альтаир и Насир были настолько разными, что оставалось лишь удивляться, тому, что они происходили из одного халифата. Насир был тьмой для света Альтаира. Ночью для его дня.

– Мы как раз добрались до самого интересного, – сухо ответила Зафира.

Альтаир засмеялся:

– Похоже на Насира. Он всегда уходит в самый интересный момент.

– Я слышу любовь в твоих словах.

Альтаир издал давящийся звук, чем вызвал улыбку на губах Зафиры. Она по сей день ломала голову над их отношениями. Эти двое, бесспорно, были хорошо знакомы, но Зафира не понимала, как Альтаир мог быть безжалостным генералом.

Улыбка соскользнула с её лица, мысли застыли. Безжалостный генерал. Бессердечный убийца. Как она могла забыть?

Альтаир повернулся к Зафире. В его голубых глазах, того же оттенка, что и ручей, сияли слова, которые он хотел сказать. Но он заметил выражение её лица, напряжение в плечах. Недоверие, которым она не должна была пренебрегать.

Он отвернулся, не сказав ни слова, и плечи его опустились.

Когда они подошли к остальным, Беньямин улыбнулся, но тот мир, который она чувствовала прежде, исчез. И всё, что она могла теперь делать, это смотреть в ответ.

Кифа поджала губы. Она не осмелилась сказать того, что собиралась.

– Мы должны идти вверх по течению. Избегая солнца, – вместо этого заметила она.

– Солнце превратилось в труса с момента нападения ифритов, – заметил Насир, глядя в тусклое небо.

Альтаир по-прежнему молчал, и без его комментариев разговор казался пресным.

– Нет смысла идти по дороге, которая не приведёт нас туда, куда нам нужно, – сказала Зафира, и Беньямин хмыкнул в знак согласия. – Нам в другую сторону.

Они проследили за протянутой рукой Зафиры до точки на горизонте, где в небе сгущалась гневная чернота, а пески набухали волнами меди.

– Будь я пессимисткой, а не реалисткой, я бы сказала, что нас ожидает смерть, – протянула Кифа в тишине.

Насир вложил скимитар в ножны и направился вперёд.

– Тогда лучше не заставлять её ждать.

Усталость и тревога стали неизменными спутниками долгого путешествия. Солнце тяготило, несмотря на своё приглушённое сияние. Целых пять дней они шли и искали без происшествий, делая короткие привалы и подкрепляясь финиками, чтобы поддерживать силы.

Нет, не искали, ибо Зафира была не ищейкой, а охотником. Она охотилась . Но ведь и охотники ищут, а ищейки охотятся, разве нет? О чём ты думаешь? Склонив голову, Зафира представила, как её мысли укладываются в глухую коробку, которую она плотно закрывает. Если бы всё было так просто…

«Праздный ум – песочница дьявола», – убеждала себя Зафира, но слова оставались лишь тенями на губах.

Пока они шли по песку, Охотница прислушивалась к звукам природы. К жизни вокруг. Она хотела услышать голоса птиц, шипение песчаных существ, крики хищников, но лишь тишина была ей ответом. Иногда их окружение начинало отражать её мысли, дрожа и увядая. Но стоило Зафире моргнуть, как всё становилось прежним.

Темнота всегда была рада Охотнице.

Всякий раз, когда солнце тускнело или когда они проходили мимо каменных выступов, где жила тьма, Зафира ощущала радость теней. Они склонялись над ней, двигались в восторженном вальсе. Щупальца их заползали под складки туники, обвивали руки, покусывали уши. Мрак напоминал невидимого любовника. Неужели никто другой не чувствует того же?

Беньямин искоса взглянул на Зафиру.

– Что-то не так, Охотница?

Искреннее участие в его голосе обезоруживало. Зафира, моргнув, снова сосредоточилась на камне впереди. Несколько колонн упали одна на другую, создав мост, по которому можно было перебраться.

– Нет, – тихо ответила Зафира.

Почти всё вызывало печаль. Ясмин и то, что придётся рассказать ей о смерти брата. Дин, отдавший за неё жизнь. Лана, ухаживающая за матерью. Умм и пять лет, которые Зафира провела, избегая её. Насир и то, как её тело стало отзываться на его присутствие. Зачем смертоносному аравийскому хашашину брать в руки иглу и писать на своей коже слово «любовь» в какой бы то ни было форме?

– Эй, дуралей, что это за цветок в твоём тюрбане? – спросил Беньямин.

Зафира бросила взгляд на Альтаира, чей тюрбан с красной каймой украшала кровавая лилия.

– О чём ты? – нахмурился Альтаир. – Мои вкусы слишком изысканны для цветов.

– И цветок в твоей голове тому подтверждение, – заметил Насир.

Кифа, обычно не упускавшая возможности посмеяться над генералом, на этот раз оставалась непривычно молчаливой.

Альтаир что-то проворчал и поднял руки к тюрбану. Зафира услышала шелест.

– Это вы называете цветком?

Яркая лилия с головы Альтаира теперь была засохшим листом на его ладони. Зафира взглянула на Кифу, и та ей подмигнула. Ну конечно. Чудеса мираги.

– Сам остров намекает, что вкус у тебя отвратительный, – сказал Насир.

Кифа хихикнула, увидев растерянность в широко распахнутых глазах генерала. Альтаир бросил мёртвый лист на песок и для надёжности растоптал сапогом.

Дюны, дюны, дюны. Кругом простирались одни только дюны. Временами Зафира замечала, как Альтаир приближался к Кифе и губы воительницы озаряла нежная улыбка. В других случаях она ловила генерала и Беньямина за разговором. Глаза их были несчастными, а голоса – тихими. Насир глядел на них всех, поджав губы. Усталость по-прежнему омрачала его черты.