Екатерина Мекачима - За тридевять земель [litres]

– Хорошо, – нахмурилась Мирослава и убрала за ухо выбившуюся из-под венчика прядь волнистых золотых волос.

– Ты должна собрать всю Силу, – говорил Никодим, – ибо Боги наградили тебя великим Даром. Хоть ты и чуешь Тьму, ты должна внимать только Свету.

Мирослава кивнула, но на душе у Никодима легче не стало. Мирослава тревожила старца своим спокойствием, в котором не было истинного страха. А холодных ветров страшиться бы надобно… ибо они вестники того, о чём даже ему, Никодиму, мыслить боязно. Дух волхва подсказывал старцу – грядёт нечто такое, что спутает пряжу Макоши так, что Свет погрузится во мрак.

Когда Никодим впервые ощутил ветер – пару лет назад, он подумал, что выдалось студёное лето: порой даже Сила Звёзд меркнет под гнётом дум. Но чуял Никодим, тот холод был иным. Когда же холод стал серчать, завладевать сердцами и думами людей, волхв уверился в том, что пришедший в Свет студёный ветер не был гневом своенравного Стрибога. Более в том убедило старца то, что не только простые сварогины не замечали холода, а даже волхвы… Только нынче служители Богов стали подмечать неладное, да и то – с неохотой.

Но Мирослава… Ей холод будто бы пришёлся по нраву.

– Я буду стараться увидеть всё, – заверила Никодима послушница. – И я не отвернусь от Света.

Для того чтобы быть рядом с Мирославой, когда ей вновь откроется Мёртвая Страна, старец Никодим отложил своё возвращение в Еловую. Волхв чувствовал студёный ветер, что вместе с Песнью овевал дух юной ворожеи, но дабы не волновать Мирославу ещё больше, не говорил об этом ей.

Мать Вера, как и Никодим, крайне обеспокоилась видениями Мирославы – великая волхва Сестринского Свагобора Половца тоже чувствовала холод, особенно – «холод духа», так она говорила. И слабых духом людей этот холод может поразить подобно тёмной ворожбе. Волхвы обращались к Свету вместе с Мирославой, ходили вместе с ней в капище, к Богам, но Боги не являли юной послушнице видений Мёртвой Страны.

Великая Волхва Половца созвала Собор, на котором вместе с Мирославой поведала сёстрам о предупреждении Богов (так Волхва-Мать объяснила видения юной послушницы). Тем же вечером в открытом капище Святобора провела Вера совместное чествование Богов.

Но Мирославе не открывалась Песнь, и видений не было – Боги молчали. Мать Вера говорила Мирославе, чтобы она не печалилась: то, что она уже увидела, – великий дар. Дабы успеть к пятому числу месяца рунь – дню, когда царь проводит в Солнцеграде Великий Собор, – Мать Вера отправила в столицу голубя с зачарованной берестой, в которой рассказывала о видениях Мирославы.

Мирославу же речи Матери Веры не успокоили – послушницу печалило то, что Песнь более не являлась ей. Мирослава мечтала стать волхвой, и то, что Боги исполнили её стремление таким невероятным образом – отправили из глухой деревни в настоящий Свагобор и окружили пониманием – воодушевило девушку. Ещё больше Мирославу воодушевляла собственная одарённость в волхвовании – её видения оказались ниспосланы Богами! К ней прислушивалась сама Великая Волхва Свагобора Половодского княжества! А на занятиях по волхвованию Мирослава была лучшей, несмотря на то, что училась ворожбе совсем недолго. Мирославой впервые восхищались. И если слава о Мирославе дойдёт до Еловой, родители будут ею гордиться, а люди перестанут считать её странной.

И потому Мирославу очень удручало то, что Боги больше не обращались к ней – неужели её сила меркнет? Мирослава даже страшилась того, что более не увидит Мёртвый Град. Но не только исчезновение видений омрачало юную волхву. Мирослава боялась даже думать о явлении умертвия на троне скованной льдом Сваргореи. Мертвец сделался её самым страшным кошмаром: он мог прийти во сне или привидится в утреннем тумане. Порой, испугавшись холода снов, Мирослава думала рассказать об умертвии старшим волхвам, но тут же вспоминала слова старца Никодима о том, что Песнь открыла ей и холод, вспоминала, как Никодим не позволял ей волхвовать по дороге в Половец. Старец полагал, что Мирославе нужна опора, дабы следовать за Светом, и эту опору она должна найти в Свагоборе – ворожить без послушания ей нельзя. И Мирослава страшилась того, что коли она расскажет о мертвеце на троне, ей вообще не позволят волхвовать… Послушница надеялась, что о мертвеце она забудет. Мирослава помнила, как Песнь случайно открылась ей в порту Озёрного града – волхва увидела небесные скалы, но потом тут же забыла их, стоило старцу Никодиму возвратиться. Может, о мёртвом она запамятует так же?

Песнь являлась Мирославе и на корабле, на котором Мирослава с Никодимом плыла в Половец. Мирослава стояла у борта и смотрела на безбрежную водную гладь: Половодские озёра были настолько большими, что в прибрежных городах их нередко называли морями. Синяя вода сливалась на горизонте с синим небом, и сквозь мерцающую дымку горизонта Мирослава увидела снежные скалы. Но стоило Мирославе невольно вспомнить о мёртвом на троне, как видение померкло, и девушка забыла о нём до того самого дня, пока не проснулась через три месяца в келье Свагобора.

Дабы вновь услышать Песнь и увидеть пряжу Макоши, Мирослава просила у Матери Веры позволения гулять по Половцу, и Великая Волхва ей разрешала (на зависть другим послушницам, которых не всегда охотно отпускали в город). Половец полюбился Мирославе с первого взгляда: белокаменный просторный обнесённый двойной стеной и рвом, с небесными куполами Свагоборов, свежими парками и рощами Святоборов. Послушница полагала, что, гуляя по городу, она вновь услышит Песнь, как тогда, в Озёрном граде. Мирослава медленно ходила по широким мощёным улицам, заворожённо разглядывая дома в несколько этажей и резные терема. Рассматривала юная волхва и горожан: одежда половчан была богаче и разнообразнее одеяний деревенских жителей. Яркие платья, высокие кики, ажурные кокошники дам и яркие кафтаны зажиточных мужей. Порой Мирослава так засматривалась городом, что забывала о том, зачем отправилась на прогулку. Но в том было и хорошее: ворожея, запамятовав о Песне, забывала и о видении умертвия на троне Солнцеграда. А о мертвеце она хотела бы забыть навсегда.

Слушала Мирослава и шум города: голоса людей, грохот повозок, стук копыт лошадей и даже рёв ингр, которые, ведомые погонщиками, носили по широким улицам столицы Половодского княжества грузы. Но даже тогда, когда город своей музыкой наполнял душу вдохновением, Серебряная Песнь не являлась Мирославе.

Первые Проводы Лета – Солнце Медовое, что праздновались первого числа месяца рунь, Половец встретил гуляньями, песнями и музыкой. День был ясным и солнечным, и внук Стрибога летал на звонких лучах Даждьбога-Хорса.