Екатерина Мекачима - За тридевять земель [litres]

Ранним утром волхвы из Большого и Сестринского Свагоборов торжественно несли по городу огонь-Сварожич: солнце играло на их белых, развеваемых ветром, одеждах, перехваченных обручами длинных волосах и зайчиками разбегалось по Свету. Ветер разносил над Половцем радостную музыку свирелей и кугикл, а птицы пели лету среди белых облаков. Горожане пришли на праздник нарядные, с букетами полевых цветов: чествовали Мать-Свагору и Отца-Сварога, благодарили Богов за созревающий урожай. В этот день пасечники собирали поспевший мёд; мёдом и хлебом с маком угощали друг друга сварогины.

Мирослава шла вместе с другими послушницами Сестринского Свагобора Половца – девочками и девушками её возраста. Венчики, что перехватывали девичьи волосы, украсили полевыми цветами, а в руках юные волхвы несли маленькие огнивицы с Небесным Огнём.

«Как жаль, что матушка не видит такую красоту», – думала Мирослава, разглядывая праздничный Половец. Береста с ответом из Еловой пришла: родители сокрушались решению дочери стать волхвой и спрашивали, не вспомнила ли Мирослава весенний праздник? Но Мирослава на письмо не ответила: она запомнила совет старца Никодима не пугать людей зря, а обманывать она не хотела. Венчания на послушничество Мирослава ещё не приняла, а в бересте родители её на то не благословляли. Веля Мирослава хоть и вспомнила, но чувств к нему у неё не было. Да и тоска по отчему дому прошла сама собой, теперь своим домом Мирослава видела Свагобор – здесь её понимали, здесь не было укоров сестры и насмешек сверстников. Здесь были уважение и почёт. Мирослава решила, что венчается на послушание и без родительского согласия.

И сейчас, идя вместе с другими волхвами по сияющему Половцу, Мирослава чувствовала как никогда ясно: ворожба, волхвование – её судьба, то, что придаёт сил и отзывается в душе теплом и умиротворением неизбежного. Она станет великой ворожеей, она своим дарованием войдёт в летописи света. Смотря на праздничный город сквозь солнечный свет, Мирослава была уверена, что благодаря Силе Велеса сможет не только узнать послание Богов, но и забыть видение мёртвого.

Вместе с благодатным светом Хорса мир заливало баритонное пение волхвов, голоса кугикл и свирелей. Половец искрился солнцем, музыкой и медовыми угощениями, которыми отмечали Первые Проводы Лета миряне. Солнце играло на резных ставнях, на белокаменных домах, отражалось от окон и разбегалось по мощёным улицам. Мир светился и пел вместе с празднующими людьми, и песнь эта была подобна хрустальному перезвону. Звенящая Песнь летела над городом, рассыпаясь искрами, что складывались в серебряный узор. Узор охватывал собой весь Свет, он был им: озарял лица людей, украшал стены домов, парил с птицами, сиял в облаках, дрожал в воздухе…

Мирослава дышала тяжело: Боги вновь обратились к ней. Стараясь не упасть и не потерять из виду пряжу Макоши, юная волхва зашептала, собирая всю свою Силу (нужные слова ей поведали старец Никодим и Мать Вера). И, вторя шёпоту, серебряный узор становился ярче и насыщеннее, а Песнь звучала громче. Узор разгорался, застилая собой мир. Чтобы не упасть, Мирослава взяла за руку Умилу – подругу, юную послушницу Свагобора с копной рыжих волос. Продолжая внимать Песне, Мирослава прошептала Умиле на ухо: «Солнце напекло, поведёшь немного? Не хочу старших беспокоить». Умила согласилась, и Мирослава, ощутив опору, позволила Песне вести себя.

Серебряное кружево вспыхнуло ослепительно ярко: будто сверкали грани льда. Высокие, до небес, ледяные скалы хранили Мёртвый Град, в сердце которого, окружённый теремами, в которых никто никогда не жил, располагался Колодец. Ледяной ветер Неяви дул из его чёрной дыры. Ветер холодом сковал дух и страхом – сердце, но Мирослава продолжила смотреть: в пучине тьмы Колодца не было ничего, кроме ветра. Ветер набирал силу, он летел к земле. И Мирослава отправилась за ним.

Она видела, как чахла под натиском ветра земля, видела, как погибали люди. Люди погибали и от северного ветра, и от южного огня. Вся Сваргорея стала полем битвы – полем битвы с силами Юга и с силами Севера.

– Когда рухнет мир, – шептала Песнь, – отправляйся в Северную Тайгу. Обратись к своей речке – она приведёт тебя к Живому Терему, что стоит на Чёрном Озере. – Мирослава увидела круглое, словно блюдце, болото среди непроходимого елового леса и странную избу с куриными ногами, стоявшую посреди него. – Чёрное Озеро хранит Топь. Когда придёшь, отдай Топи то, что тебе дороже всего, и тогда Топь позволит взять мёртвой воды из её озера и пустит тебя в Терем, в котором найдёшь спасение.

– Кто в том тереме живёт? – спросила Мирослава у Макоши. Богиня мягко посмотрела на юную волхву.

– Там жила та, кто была душой чиста, но тёмную тропой пошла, – отвечала Макошь. – Та дева умерла. Ты же там найдешь живую воду и огонь в черепе человеческом.

– Зачем подобное мне? – нахмурилась Мирослава.

– Огонь выведет тебя из лесу, а вода поможет мёртвому, – ответила Богиня. – Не печалься, ещё не время. Печаль наступит позже, – улыбнулась Макошь, и Мирослава внимательно посмотрела на Богиню: её волосами была золотая пряжа, а в голубых глазах отражался целый мир. В том мире по высокому небу плыли белые облака, а ветер разносил музыку и песни над праздничным Половцем.

– С тобой всё хорошо? – спросила Мирославу Умила.

Мирослава вздрогнула и отпрянула от подруги: она не заметила, как повисла на её руке.

– Извини, – тихо ответила Мирослава и улыбнулась: – Солнце немного напекло.

– Когда придём, обратись к волхве Велиоре, травнице. Пусть настойку тебе приготовит, – заботливо прошептала Умила.

– Хорошо, – согласилась Мирослава и посмотрела вперёд, туда, где шли старшие волхвы Сестринского Свагобора.

В их белых одеждах Мирослава более не видела узоров Света. Света… Мирослава нахмурилась: душу сковала неясная печаль.

– Поезжай в Половец, Иван, – говорила Добромира мужу. – Веля возьми, вдруг случилось чудо и Мирослава вспомнила о нём?

Иван перестал копать и, опёршись на лопату, строго посмотрел на жену, что тоже перестала окучивать грядку. Забава поливала огород далеко и не слышала родителей.

– Я тоже надеялся, что Мирослава поживёт в Свагоборе да одумается, потому и покорился Макоши, – признался он. Иван не говорил Добромире, но он сожалел о том, что не позволил жене в тот вечер, когда Мирославу собирали в Свагобор, сходить за Велем. – Я говорил с Велем не раз – он просил моего позволения отправиться в Половец. Всё сокрушался, что в тот самый день его сестра захворала и он не смог прийти к нам. А когда пришёл, Мирославы уже не было.