Роджер Желязны - Этот бессмертный [litres]

– Может быть, что-то в его философии даже правильно.

– Что ты имеешь в виду?

– Цикличность. К нам снова возвращается эпоха странных чудищ. Таких же, как эпоха героев, полубогов.

– Я встречал только странных чудищ.

– Тут говорится, что «на этой кровати спал Карагиозис». Похоже, на ней очень удобно.

– Да… Хочешь попробовать?

– Хочу. Табличку не снимать?

– Как скажешь…

Я двинулся к просцениуму. Со ступенек начался барельеф: мифы из жизни Диониса [54] Дионис – в греческой мифологии бог плодородия и виноделия. Празднества в честь Диониса и карнавальные обряды положили начало древнегреческому театру. . Каждый руководитель группы и каждый турист должны, согласно правилу, утвержденному мной, «…иметь при себе в пути не менее трех осветительных ракет». Я выдернул шнур одной из них и бросил ее на землю. Благодаря углу склона и каменной кладке, снизу эту вспышку никто не заметит.

Я смотрел не на яркое пламя, а выше – на словно облитые серебром фигуры. Вон Гермес, представляющий Зевсу бога-младенца, в то время как Корибанты [55] Корибанты — в греческой мифологии спутники и служители Великой матери богов Реи-Кибелы. по обе стороны его трона насмехаются над почитателем Пирры; далее следует Икар [56] Автор не точен. На самом деле здесь не Икар, сын Дедала, пытавшийся перелететь море на крыльях из перьев и воска, а Икарий, первым из людей вырастивший в Аттике виноград. , которого Дионис научил виноделию, – Икар готов принести в жертву козу, а в это время его дочь предлагает богу лепешки (тот стоит поодаль и обсуждает ее с сатиром); вон пьяный Силен, пытающийся вроде Атласа поддержать небо, но только это получается у него гораздо хуже; а вон все прочие боги городов, наносящие визит в этот театр, – я приметил Гестию, Тезея и Эйрен с рогом изобилия…

– Ты зажег огонь в знак приношения богам, – провозгласил голос неподалеку от меня.

Я не обернулся. Голос раздался со стороны моего правого плеча, но я не обернулся, потому что я его знал.

– Возможно, – сказал я.

– Давно ты не ступал по этой земле, по Греции.

– Верно.

– Не потому ли, что здесь никогда не было бессмертной Пенелопы – терпеливой, как горы, верящей в возвращение ее калликанзароса, вяжущей бесконечное покрывало?

– Ты что, теперь деревенский сказитель?

Он зафыркал от смеха.

– Я пасу многоногих овец в предгорьях, там, где рано поутру персты Авроры разбрасывают розы в небесах.

– Да, ты сказитель. Почему же сейчас ты не в предгорьях, где сбиваешь молодежь с толку своими песнями?

– Из-за снов.

– Вон как.

Я обернулся и вгляделся в это древнее лицо – его морщины в свете умирающего пламени были как черные рыбацкие сети, брошенные на дне морском, его борода была как снег, что медленно падает, придя со стороны гор, глаза его были того же цвета, что и голубая повязка, охватывающая виски. Он опирался на свой посох, не более чем воин опирается на свое копье. Я знал, что ему больше ста лет и что он никогда не принимал таблетки Ж. С.

– Совсем недавно приснилось мне, что я стою посреди черного храма, – сказал он мне, – подходит бог Гадес и встает около меня: берет меня за запястье и велит идти с ним. Но я говорю «нет» и просыпаюсь. Сон этот встревожил меня.

– Чего ты наелся в тот вечер? Ягодок из Горючего Места?

– Прошу, не смейся… Затем в другую ночь приснилось мне, будто я стою на арене во тьме. И что во мне вся сила бывших чемпионов и что я сражался с Антеем, сыном Земли, и сокрушил его. И тогда подходит ко мне снова бог Гадес и говорит, беря за руку: «Теперь иди со мной». Но я снова ему отказал и проснулся. Земля дрожала.

– Это все?

– Нет. Затем, еще позднее, и не ночью, а когда я сидел под деревом, следя за своей отарой, мне было видение, хотя я не спал. Будто, как Феб, сражался я с монстром Питоном, и он почти сокрушил меня. На сей раз бог Гадес не являлся, но когда я обернулся, то неподалеку стоял Гермес, его посланник, и, улыбаясь, наставлял на меня свой кадуцей [57] Кадуцей – в греческой мифологии деревянный жезл, обвитый глядящими друг на друга змеями. Первый кадуцей был изготовлен Гефестом для Гермеса. , будто ружье. Я покачал головой, и он его опустил. А затем снова поднял, на что-то указывая, и я посмотрел в ту сторону. Передо мной лежали Афины – вот это самое место, этот театр, ты… и здесь же сидела старая женщина. Та, которая отмеряет нить жизни [58] В греческой мифологии мойры – богини судьбы, прядущие и обрезающие нить жизни; тождественны паркам в римской мифологии. . Она сердилась, потому что намотала твою нить на горизонт и концов было не найти. Но та, которая вяжет, разделила ее на две очень тонкие нити. Одна нитка убежала за моря и скрылась из глаз. А другая прошла по холмам. На первом холме стоял Мертвец и держал твою нить своими белыми-пребелыми руками. За ним, на следующем холме, нитка эта пролегла по горящему камню. На холме же, что за горящим камнем, стояло Черное Чудище: дергало твою нитку и рвало ее зубами. И вдоль этой длинной нити крался большой воин-иноземец, глаза его были желты, в руке его был обнаженный клинок, и он несколько раз угрожающе замахнулся им. Так что я спустился в Афины, чтобы встретиться с тобой здесь, в этом месте, и сказать, чтобы ты возвращался обратно за моря, – предупредить тебя не подниматься на холмы, где тебя ждет смерть. Потому что я понял, когда Гермес поднял свой жезл, что видение это не про меня, а про тебя, о отец мой, и что я должен найти тебя и предупредить. Уходи сейчас же, пока у тебя еще есть возможность. Возвращайся. Прошу тебя.

Я сжал его плечо.

– Язон, сын мой, назад я не поверну. За свои собственные действия я несу полную ответственность, правильные они или нет, – включая, если на то пошло, даже собственную смерть, – и на сей раз я обязан пойти на холмы, те, что возле Горючего Места. Благодарю за предупреждение. Наша семья всегда имела дело со снами, и часто они вводили в заблуждение. Я тоже их вижу – только не свои, а чужие, – чужими глазами, иногда отчетливо, иногда не очень. Благодарю за предупреждение. Прости, что не могу его учесть.

– Тогда я пойду к своей отаре.

– Пойдем в гостиницу. Завтра мы доставим тебя по воздуху до Ламии.

– Нет, я не сплю в больших зданиях, и я не летаю.

– Может, ты просто не привык. Сделаем, как тебе удобно. Мы можем провести ночь здесь. Ведь я Комиссар этого памятника.

– Я слышал, что ты снова важная персона в Большом Правительстве. Будут новые смерти?

– Надеюсь, нет.

Мы нашли ровное место и развалились на его плаще.

– Как же ты толкуешь эти свои сны? – спросил я его.

– Мы получаем от тебя подарки каждый сезон, но когда ты сам был здесь в последний раз?

– Почти девятнадцать лет назад, – сказал я.