Владимир Привалов - Важное время [litres]

Остах отвесил пареньку подзатыльник, усадил на край колодца и спросил что-то вполголоса. Пелеп, с виноватым видом потирающий затылок, повеселел и вскочил. Остах поднес к его носу кулак, но Грубый Деан увидел, что сосед доволен.

– Деан, Булогич, – подозвал Остах. – Тут такое дело… – для вида помялся горец. – Надо бы еще потрудиться.

– Надо так надо, – пожал плечами Деан.

– Славный денек, – согласился Булогич, оглаживая пузо.

– Йок, – согласился подошедший степняк.

– Хватайте арзратцев и дуйте к «Четырем палкам». Это харчевня в одном темном месте, – увидев недоумевающие взгляды, пояснил Остах. – Пелеп сказал, сможет по-хитрому провести, чтоб страже глаза не мозолить. Но, если наткнетесь, – Остах кинул Деану кошель, – договоритесь.

Деан кивнул.

– Народец там шальной, вас увидит, шуметь начнет. Вы попусту не базлайте, к харчевне топайте. Я уж там вас встречу.

– Там встретишь? Но как? – Деан с Булогичем недоуменно переглянулись. Остах зачем-то заглянул в колодец, забитый камнями, и плюнул в него.

– Отец Глубин… То не мои тайны, не могу все сказать, – ударил кулаком по раскрытой ладони Остах.

– Понятно, – пробасил здоровяк Булогич. – Дальше.

– Дальше… Как сладится, так и посмотрим… Людишки подтянутся, я говорить буду.

– А мы рядышком встанем и народ стращать будем, – догадался Деан. – Сделаем. Чего проще-то?

Остах

Они выскользнули из-под земли за двором кожевника. Вонь стояла такая, что непривычные Барат с Йолташем сунули носы под плащи. Ночная тропа «добрых» так долго и осталась нераскрытой из-за вонючих баков кожевника, находящихся неподалеку: кому охота рыскать по округе, где смрад стоит такой, что глаза слезятся?!

Хоронясь, они прокрались вдоль ветхой ограды и вывернули к переулку. До «Четырех палок» осталось рукой подать.

– Ох ты, теткина норка! Вы кто, сволота? – раздался пьяный вопль из подворотни – и захлебнулся от ножа в горле. Незачем поднимать переполох раньше времени; Тумму, мастера хождения в темноте, пришлось оставить: незачем личному рабу четы наместников светиться в таком месте. Но с местным сбродом Рыбак и сам справится. Остах на это надеялся.

Покосившиеся, распахнутые настежь створки ворот во дворе «Четырех палок» вросли в землю. В сторонке двое обрыганных пьянчуг мутузили друг друга по голове. Остах поскреб щеку. Когда Хриплый был в силе, такого непотребства он бы не потерпел. Вспомнив о Хриплом, Рыбак покосился на заостренные, почерневшие колья, торчащие над оградой, и представил голову давнего приятеля, бывшего главы ночных, насаженную на один из них.

Остах повел плечами и решительно двинулся к двери.

– Базлать некогда. Слева лестница, идем по ней. Всех встречных – под нож, – бросил он на ходу. Братья кивнули и двинулись следом. Дверь распахнулась; их встретили гомон, стук игральных костей и спертый дух перегара и немытых тел.

– О-го-го! – барагозили в углу.

Не оглядываясь, Остах двинулся к лестнице и плечом оттер в сторону поднявшегося навстречу амбала с лицом побитой собаки. Он почувствовал сзади короткий взмах Йолташа и краем глаза увидел заваливающееся тело. Две ступеньки, четыре…

– Эй, эй, подожди! – раздался вопль из глубины зала. Их заметили.

Шесть, восемь…

– Они Ежа кончили! – прокричал кто-то. – Эй!

Раздался оглушительный свист, и о стену рядом разлетелся глиняный кувшин. Послышался топот сверху, и навстречу выкатились двое с кожаными наручами и ножами в руках. Остах уцепил переднего за лодыжку, перехватывая вооруженную руку, и скинул с верхотуры в зал. Тот рухнул на стол, разнося в щепы. Со вторым схватился Барат. Грамотно увел противника в сторону ложным замахом, саданул стопой в колено и воткнул кинжал в шею. Толкнул противника вниз по лестнице и встал наверху. Йолташ по кивку наставника пнул дверь и вжался в стену. Вовремя! Мимо прогудела стрела. Йолташ пригнулся и вкатился в комнату. Остах поспешил следом.

Любимчик сидел на скамье голышом, держа в руках разряженный самострел. Рядом с ним на коленях стояла девка с заголенным грудями. Она вытерла губы, со страхом глянула на приближающегося Йолташа и бросилась в дальний угол. Любимчик швырнул в голову противника самострел, но горец с легкостью увернулся.

– Я сам! – осадил ученика Остах. – Сам должен.

– Рыбак!.. – прошипел Любимчик, узнавая. Он дернулся, пытаясь достать до пояса с кинжалом, но тот лежал слишком далеко.

– Юбочник! – крикнул в ответ Остах, как следует вдарил Любимчика ногой по промежности и всадил верный нож под подбородок. Враг рухнул бездыханным, лицом вниз. Дуреха завизжала, и Остах выволок ее из комнаты, спихнув с лестницы.

– Барат! – рявкнул он. Горячий горец уже резался с кем-то на площадке. Барат махнул рукой, оттолкнул противника, пропустил мимо себя визжащую деваху и взлетел наверх. Остах втолкнул ученика в проем, захлопнул дверь, а Йолташ перекрыл проход лавкой. Барат подскочил к тяжеленному столу и поволок.

Дверь задрожала от ударов. Втроем они подтащили стол и перевернули набок. Запыхавшийся Остах сел на пол и смахнул пот со лба.

– А верный у Оли замысел-то оказался! – ткнул Барат брата в бок. – Пришли и кончили ночного главу! – Он кивнул на тело.

– Главное, чтобы Пелеп не заблудился, – проворчал Йолташ, подходя к окну.

– Я и без поваренка этот сброд в кулак соберу, – проворчал Остах, поднимаясь. Он покосился на тело. Рыбака ждала грязная работенка, но кто сказал, что власть над ночным людом будет валяться под ногами? «Хотя, – Остах хмыкнул про себя, – вот она, валяется. Голым задом кверху». Остах вытащил кинжал и склонился над Любимчиком.

Вскоре в дверь перестали ломиться, снаружи послышались крики, топот и звон железа.

– Наши пришли, – донеслось от окна.

– Ну и я закончил, – с отвращением сказал Остах. Как он ни берегся, кровь залила сапоги и запачкала штаны. – Отпирайте дверь.

Когда Остах вышел наружу, наемники с боларами и болотниками уже утихомирили завсегдатаев. Снаружи, со двора, гудела толпа: ночной люд подтягивался с окрестных улиц.

«Так даже лучше», – подумал Остах, спускаясь по лестнице и неся за волосы на вытянутой руке голову Любимчика. Гомон в харчевне как отрезало. А стоило выйти во двор, напротив, гвалт поднялся до небес, словно воронье загалдело. Местные распаляли друг друга, заводились. Наемники-арзратцы ощетинились копьями и сплотились вокруг.

– Ты кто такой, чудило?

– Не по закону!

– Разорвем косорылых!

– На пику его, сученыша старого!

– Ты по какому праву, мил-человек, главу нашего порешил? Ты кто такой? – Путь преградил всклокоченный дедулька, пьяный настолько, что не ведал страха.

– По какому праву? – напряг голос Остах, хватая толпу глоткой, как в бою.