Гаянэ Степанян - Книга аэда [litres]

– Думай, как хочешь, Бальвир, а я никогда не поверю, что в интересах царства отступаться от своих! Я с тобой, Рагдар.

– Со мной?!

– Я уже собрался, – потряс Нартор походной сумкой. – Бальвир, соглашайся! Ставлю свой клык, что раньше, чем доплывем до Тильзана, Вальдерас будет умолять нас вернуться!

Бальвир упрямо покачал головой:

– Ты тоже думай, как хочешь, Нартор, но, как бы вы оба ни были мне дороги, я остаюсь с царем.

Тильзан являлся самым северным городом-данником Карагарта на Великой Ульме. Рагдар и Нартор нанялись в караван в северо-западные земли. Рассказывали, что в тех краях живут варвары, незнакомые ни с законами чисел, ни с каллиграфией, но жадные до ульмийских специй, карагартской резьбы по кварцу и прочим диковинам, которые создавали ремесленники на берегах Великой Ульмы и ее дочерей.

Свой последний вечер в Тильзане друзья коротали в таверне. Нартору было жаль расставаться с царствами и городами Реки, но Рагдар гнал, словно его преследовали твари Извне, словно каждый миг промедления мог стоить жизни. Нартор догадывался, что друг бежит не от Ульма или Карагарта, а от самого себя.

– Довольно себя терзать! – пытался он отвлечь Рагдара от мучительных мыслей. – Поступи ты по-дружески в понимании ублюдка, еще хуже вышло бы!

Рагдар лишь нетерпеливо отмахивался, не споря и не соглашаясь, и вновь погружался в себя.

Вот и теперь: он сидел за липким столом с кружкой арса, уставившись в нее пустым взглядом. Нартору после неудачных попыток завязать разговор оставалось лишь подливать арс.

– Нартор, – прервал молчание Рагдар. – Нартор, нехорошо мне … Выйду.

– Еще бы! Столько пить – и не заедать!

Рагдар встал, оперся о столешницу – но ноги его не слушались, и он тяжело повалился на пол.

Нартор поднялся, собираясь ему помочь, однако к горлу подступила тошнота, а колени стали мягче необожженной глины. Мутнеющим взглядом он заметил, как тавернщик кивнул нескольким вооруженным мужчинам…

Несмотря на дурноту и ускользающее сознание, разум работал ясно. Нартор понял.

– Блевотыш Запределья! – прорычал он в сторону тавернщика. – Что подмешал?

Тавернщик опасливо поежился, но Нартору стало не до него. Противясь действию отравы, он, как шесть лет назад, подпустил четверых поближе и, собравши все силы, опрокинул на них тяжелый стол.

После отточенным движением выхватил меч. Нападавшие не ожидали сопротивления. Кто бы ни подослал этих четверых, он слишком понадеялся на яд и нанял не самых умелых поединщиков.

– Я Нартор Драконий Клык! – взревел он, надеясь собственным голосом вывести из оцепенения тело. – Меня побеждал только мой царь!

Он насадил одного из нападавших на меч, уйдя из-под удара второго. Третий отбежал и что-то закричал. Нартор разобрал, что царица Кшаран сулит много золота. Многие из наблюдавших за дракой повскакивали…

Как кабан псов, он раскидывал их. Гребцы тарракор, докеры и портовый сброд ничего не могли противопоставить обученному ульмийскому вельможе, командиру царской гвардии, даже опоенному отравой.

Когда таверна наполнилась покалеченными и зарубленными, Нартор подхватил Рагдара и сделал несколько шагов к выходу. Вдруг на затылок его с силой опустилось что-то тяжелое – и мир погрузился во тьму.

Лоб ломило, язык отдавал тухлятиной. Руки были скованы за спиной, а ошейник короткой цепью крепился к стене так низко, что не встать. Темница… Тильзанская?

– Ожил! – чей-то голос гулко прокатился по черепной коробке. – Зови царицу.

Но в Тильзане нет царицы…

Дальний лестничный проем тускло озарился масляными светильниками. Он насчитал человек десять… Люди подошли, расступились, и Рагдар вздрогнул: в отблесках огня сквозь пелену, еще застилавшую глаза, он узнал лицо Ассанты. Оно казалось старше и строже, чем в их последнюю встречу, и взгляд был холоден и взыскателен.

– Страшно? – с удовлетворением спросила Кшаран.

– Уже нет, царица. – Рагдар понял, что обознался, и улыбнулся. Мысль о том, что искупление близко, принесла долгожданное облегчение, словно давно нарывавшая гноем рана очистилась, словно именно за этим он и стремился в Тильзан, а вовсе не ради службы в северном торговом караване.

– Ты даже не спросишь, что я с тобой сделаю? – Улыбка пленника сбивала с толку и отравляла миг торжества.

– Я прошу только за Нартора, своего спутника. Он высокороден, за него дадут хороший выкуп.

– В выкупе я не нуждаюсь: казна Ульма и так скоро станет моей. Тебя же, как зверя, провезут в клетке по всем городам Карагарта. В День Воцарения Двоих из Шести тебя побьют камнями на арене Верховного храма.

Кшаран намотала на кулак волосы Рагдара и обрезала их ножом.

– Отправлю ублюдку. Пусть знает, что ты в моих руках, и бесится от бессилья.

Вальдерас не отрывал немигающий глаз от изысканно вырезанных цветов и водил указательным пальцем по их кварцевым лепесткам. В раскрытом футляре чернели длинные пряди, намотанные на амулет Хранительницы, тот самый, который его жена подарила Рагдару в благодарность за спасение дочери.

– Соглядатаи подтверждают весть. Рагдара пленили в Тильзане и возят по Карагарту. След Нартора теряется там же.

Вальдерас отколупывал ногтем указательного пальца калердовую обивку футляра.

– Ты слушаешь?! – Бальвир злился. Он ожидал, что Вальдерас со свойственной ему горячностью и яростью бросит все свои помыслы и силы на спасение друзей.

Но тот с отсутствующим видом ковырял обивку футляра.

– Вальдерас! Рагдара побьют камнями в День Воцарения! Нартор пропал! Очнись!

Верхний угол с правой стороны поддался, и Вальдерас взялся за левый.

– Рассуди сам… Если Кшаран казнит его, тебе конец! Ульмийцы не простят тебе смерть Пророка Битвы. А вот спасение Рагдара стало бы очень удачным…

Вальдерас с силой захлопнул футляр.

– Думаешь, я ничего не понимаю?! – процедил он сквозь зубы, злобно прищурившись.

– Так веди мечи в Карагарт! Объяви, что идем за Пророком! Каносситы будут сражаться так, как не сражались даже за царскую… – Бальвир осекся, почуяв, что сболтнул лишнее.

– Как только Кшаран поймет, что наша армия движется к Карагарту, она казнит Рагдара раньше срока, – отрезал Вальдерас. – Применив грубую силу, мы скорее погубим его. Если больше предложить нечего, уходи. Не мешай думать.

Вальдерас постоянно уединялся в царской тальпе. Поговаривали, что он пошел по стопам деда.

Часы, сутки, недели Вальдерас проводил, не сходя с холодных плит портала, впериваясь в руны: а что, если и не-Воплощенный сможет зачаровать портал и мгновенно перенестись в другой храм?

Вальдерас бился, пытаясь вернуться в то состояние, когда ему открылась руна Таф, но единства между чувствами и помыслами не находил. Мысль о гибели Рагдара казалась невыносимой и притягательной одновременно. Сосредоточиться на каком-то одном чувстве и выйти по нему, как по путеводной нити, к единственно возможному начертанию рун, не получалось. Зависть, обида, гнев и любовь были равно страстны и тянули душу в разные стороны, как приговоренного, привязанного к диким лошадям.