Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Сэл не ответила, только вздрогнула, пытаясь сдержаться. Прикусила нижнюю губу, сжала кулаки и промолчала.

– Что, ты надеешься на милосердие? – требовательно спросила Третта. – Что я оставлю тебя в живых после всего услышанного? После этой… чепухи?

– Нет, не надеюсь, – голос Сэл дрожал.

Уже не самодовольная, не уверенная, даже не контролирующая себя – слова обмякли и дрожали во влажном дыхании.

– Тогда что? Ты хочешь искупления? Думаешь, это оправдывает жизни, которые ты отняла? Думаешь, это все объясняет?

Собственный голос Третты звучал, словно по тонкому стеклу расползались трещины. Она задыхалась, почти скатилась в истерику.

– Нет, – Сэл закрыла лицо руками и покачала головой. – Нет… не хочу…

– Похвастаться, что ли? – зарычала Третта, поднимаясь со стула. – Добавить красок своей гребаной легенде?

– Нет! – выкрикнула Сэл.

– Тогда зачем?! – Третта стукнула кулаками по столу. – Зачем ты мне рассказала эту историю? Зачем рассказала про Джинду и друзей, и… и… – Ее руки тряслись от желания выдавить ответ из пленницы. – Зачем ты мне это рассказываешь?!

– Не знаю.

Сэл посмотрела на своего стражника, и безмятежность в ее глазах растаяла, как снег в весеннюю оттепель. Слезы, горячие и уродливые, скатывались по ее щекам, застывали в шрамах. Рот дрожал в поисках нужных слов. Взгляд метался по камере, словно мог найти их в душной темноте.

– Я не знаю. – Она сглотнула влажное горячее дыхание. – Не знаю, чего я хочу. Я просто… должна была это рассказать. Хоть кому-то.

Она опустила взгляд на лежащие на столе руки. Безмолвно приоткрыла рот. Ее глаза были распахнуты и пусты. И только слезы катились.

– Иногда все кажется таким далеким, словно случилось не со мной. Или вовсе не происходило. Словно мои шрамы начинают болеть, а я не понимаю, откуда они взялись. Но потом я закрываю глаза и слышу его голос, и я просто…

И больше ни слова. Сэл закрыла глаза, крепко сжала челюсти и кулаки, все ее тело задрожало в попытке удержать последнюю часть себя, что еще не вышла слезами.

А Третта молча смотрела на нее. Все должно было быть не так.

Алое Облако не должна была плакать. Алому Облаку полагалось смеяться, злорадствовать, оглядывать руины, которые она сотворила, и запрокидывать голову в пронзительном хихиканье. Алое Облако должна была умолять, оправдываться, вручая себя милосердию Революции. Алое Облако должна быть чудовищем, демоном. Она должна быть убита, и все радовались бы ее смерти.

Но возможно…

Возможно, Алое Облако умерла в этой камере.

И с Треттой осталась только эта женщина. Не Алое Облако. Даже, возможно, не Сэл Какофония. Не монстр и не демон. Лишь агония, спрятанная под тонкой маской бравады. Просто женщина. И ее шрамы.

Просто Сэл.

У Третты не было для нее слов утешения – она все равно убила и уничтожила слишком много. Третта не могла дать ей ни искупления, ни гарантий, ни пощады. Третта даже не могла сказать ей, что все будет хорошо.

Лгать было не в ее характере.

Сэл не заслуживала этого, и она это знала. Она все еще была убийцей, скитальцем и преступницей. Третта ничего не могла ей дать, кроме мягкого вежливого молчания, пока Сэл плакала.

И вот она сидела там. Молча. Единственное милосердие, которое она могла дать.

Наконец, Сэл утерла глаза тыльной стороной ладони. Она вздохнула и снова посмотрела через стол на своего тюремщика. Холодная безмятежность вернулась, но в глубине голубых глаз было еще что-то. Мягкое, печальное и кровоточащее.

Возможно, оно всегда там было, просто Третта не замечала.

– Ничего не изменилось, – проговорила воен-губернатор спокойно и четко. – Ты расскажешь мне, что случилось с Кэвриком. Затем выпьешь бокал вина. Потом получишь пулю в лоб. И умрешь.

Сэл ничего не сказала. Даже не моргнула.

– Никаких церемоний, речей. Один бокал. Одна пуля. Чисто, ты не будешь страдать.

Сэл медленно кивнула.

– Хорошо.

Третта кивнула в ответ.

– Хорошо.

Третта знала, что может и должна убить ее сейчас. Во имя Великого Генерала. Ради безопасности Революции. Ради мужчин и женщин, мирных жителей и каждого храброго солдата, погибшего от рук величайшего монстра Империума. Она просто должна была взять ручницу и сделать один выстрел.

Кэврик все поймет. Кэврик хотел бы этого. Он бы попросил не думать о нем. Как истинный воин Революции, он бы не возражал остаться пропавшим без вести. Если бы это означало смерть Алого Облака.

Но она этого не сделала.

Ручница осталась на своем месте. И останется, пока Третта не узнает, где Кэврик. Пока Сэл не сделает еще пару вздохов и не скажет несколько слов.

Потому что слова скитальца проникли в ее голову и, как черный осколок, трепеща, застряли в мозгу. Ей давали медали не за отнятые жизни, а за те, что она сохранила. Ее долг – не убить Алое Облако. Ее долг – спасти Кэврика Гордого. И если она не справится, позволит ему стать всего лишь именем в списке жертв, ей посмотрят в лицо мужчины и женщины, которых она поклялась защищать…

Узнают ли они ее?

– Так на чем я остановилась? – фыркнув, сказала Сэл.

И Третта села напротив своей заключенной. С ручницей под ладонью. И Третта слушала.

– Ага, теперь вспомнила, – произнесла Сэл. – Сейчас будет самое интересное.

За свою жизнь я, наверное, убила сотню магов. Я смотрела вниз на разъяренных осадников, и земля дрожала под моими ногами, когда они атаковали. Я расстреливала мастеров неба, пронзительно вопящих сквозь сотворенную бурю. Я пробиралась сквозь галлюцинации мастеров мрака, сотканные из моих собственных кошмаров и страхов.

Поэтому можете представить, какое разочарование – найти одного из самых талантливых мастеров дверей в Шраме, просто к нему подкравшись.

– Давай, давай, давай.

Я следовала за гулким хныканьем в темноте, дребезжащим голосом, не способным сдержать разбредающиеся мысли.

– Джинду? – спросил он в темноту. – Это ты? Ты там?

Никто ему не ответил, только запищала крыса и вздохнула темнота. Я представила, каково ему – шептать в темноту и понимать, что его никто не слышит. Кроме меня. Но никакого удовольствия от этого я не испытала.

Я ничего не чувствовала в тот момент.

– Черт, черт, черт, – шептал Рикку за углом. – Давай, ну давай же. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Я не чувствовала слез, высыхающих на лице. Не чувствовала крови, стынущей в жилах. Не чувствовала ни капли ненависти к Джинду, к его прикосновению, к его улыбке.

Все, что я ощущала, – тот самый голос в ушах. И я должна была заставить его замолчать навсегда. Я остановилась у поворота, за которым расцветал фиолетовый свет. Я выглянула и увидела оживающий и раскрывающийся портал. Огромный круг пурпурного света распустился, осветив сырой туннель и съежившегося кретина перед ним.