Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Кальто решил, что я задумала убить тех, кто ему платит. И тогда ему придется сперва их защитить. Хорошо. Мне было нужно его отвлечь.

В ином случае он мог бы и догадаться.

Ренита и ее стражи так и не поняли, что же я делаю, пока ко мне бешеными скачками приближался Кальто. На их лицах отражалось искреннее замешательство. Брови Рениты нахмурились, она подозревала подвох.

И я усмехнулась.

И, развернувшись, нацелила револьвер в землю.

И выстрелила.

Патрон взорвался, расцвел бутоном льда. Изморозь извергла множество ледяных шипов, выросла перед Кальто синей стылой изгородью. Скале, естественно, было насрать. Он продолжил нестись вперед, опустив голову, и без малейших колебаний проломился сквозь шипы.

Но ничего страшного. Свалить его должна была не шипастая часть плана.

А та, что наступила мгновением позже.

Преграды из сосулек, может, и не осталось, зато сохранился лед под ними. И когда нога Кальто на него опустилась, он поскользнулся. Скала двигался слишком быстро, и его атака тут же превратилась в бешеные корявые попытки удержать равновесие. И когда он с ревом пролетел мимо меня, размахивая руками, и не смог остановиться, на его пути оказались повозки.

Ренита догадалась быстрее остальных. С криком – в страхе то ли за жизнь, то ли за красивую одежку, которая могла испачкаться, – она спрыгнула со своего места. За ней ринулся Деннек – и тогда в повозку врезался Кальто.

От столкновения с его лицом металл завизжал. Ротаки замычали. Повозка застонала, отрывая колеса от земли, а потом с изумительной неповоротливостью рухнула набок.

Стражи ринулись врассыпную, дергая птиц за поводья. Ротаки взвыли, дрыгая копытами в воздухе – их повалило вместе с повозкой, и упряжь мешала сбежать. Кальто не было видно. Но я не рассчитывала, что человека, который вышел из столпа пламени, задержит такая мелочь, как удар лицом в железную повозку с разбега.

К счастью для меня, наконец прибыла подмога – с клекотом и дурном запахом.

Конгениальность, изящно припозднившись, как и положено леди, выбежала из-за холма. Нужно отдать ей должное, по крайней мере она торопилась. Как только она резко затормозила рядом, я одной рукой принялась чесать ей клюв, а другой – рыться в седельной сумке.

«Еб твою ж налево, куда я его положила?» – думала я, лихорадочно перекапывая содержимое. Тушка кролика, еще тушка кролика, полтушки кролика, пустая бутылка – на кой ляд мне пустые бутылки?! – Изморозь, Руина, Изморозь…»

Металл позади застонал. Из-под обломков выбиралось нечто очень большое и очень кучеряво матерящееся. Мои пальцы наткнулись на патрон, пробежали по гравировке.

А-а. Вот ты где.

Я достала его как раз вовремя – Конгениальность с клекотом рванула наутек. В следующий миг я развернулась и поняла ее. И едва успела броситься на землю. Потому что у меня над головой пролетели две тонны извивающегося, ревущего и ссущегося ротака.

Я поднялась, глянула в сторону фургона. Кальто уже выдирал из упряжи второго зверя.

– Сэл Какофония, – прорычал он. – Раздражаешь.

Скала схватил ротака за шею. Бедняга, поднятый над его головой, взревел и забил копытами.

– Когда Враки говорил, сколько от тебя неприятностей, я не верил. Увы. – Кальто сощурился. – Как все неверующие, я жажду покаяния.

Неплохой монолог, если уж на то пошло. Даже неудобно стало, что я слушала вполуха. Мое внимание было приковано к Какофонии – я прицелилась, взвела курок, прошептала в ночь…

– Эрес ва атали, Кальто.

И выстрелила.

А Солнцесвет сделал все остальное.

Патрон взорвался ярким белым светом, разогнав ночь сияющей вспышкой. Я прикрыла глаза, спасая их от основного удара. Но, к счастью, ненадолго, поэтому увидела, что случилось дальше.

Мастера осады так долго живут без боли, что перестают понимать, как себя в таких случаях вести. И когда свет хлестнул Кальто по глазам, тот поступил как любой другой. Он заорал, зажмурился, машинально зажал их руками, но слишком поздно.

На кой хер они все время так делают?

Естественно, ротак рухнул ему на голову, и они оба повалились на землю ревущей, бьющейся кучей конечностей. Ослепленный Кальто кое-как встал на колени. Освобожденный ротак – на копыта. И в следующий миг, когда Скала поднялся, зверь яростно его лягнул. Копыта заставили Кальто пошатнуться вперед и врезаться в случайного стража. И лишенный зрения, охваченный яростью, он сделал то, что было для убийц естественным.

Не знаю, доводилось ли тебе видеть, как голову вколачивают одним ударом в живот, но если выпадет шанс – лучше отвернись.

Кальто не привык к беспомощности, не привык к поражению и не понимал, где я нахожусь. Это сочетание породило жуткое зрелище: он слепо продирался сквозь караван, размахивая кулачищами, разнося повозки и стражей, достаточно тупых, чтобы попытаться его остановить. Его уже давно перестало волновать, кого он убивает. Его гнев требовал крови – моей, их, плевать.

Кальто всегда было плевать.

Кругом царил хаос. Ротаки мычали, рвались из упряжи, а высвободившись, били копытами куда попало. Птицы верещали, носились вокруг, сбрасывали всадников, неспособных удержаться. Стражи – из тех, что поумнее, – разрывались между попытками не попасть под руку Кальто, успокоить животных и найти свою своенравную госпожу.

То есть – отличный момент для бегства.

Если назовешь меня дурой за то, что я мигом не бросилась наутек, я не стану тебя винить.

Но у меня не было выбора. Револьвер был пуст. Тело пылало огнем. Бок сочился кровью. А взгляд жадно следил за сумкой, лежащей на земле посреди бойни.

Я тихо кинулась вперед, пригнувшись. Не то чтобы в этом была необходимость, со всеми кричащими людьми, ревущей скотиной и разрывающим караван на части Кальто. Я резко затормозила, затаила дыхание; он пронесся мимо и слепо врубился в другую повозку. Пригнулась, увернувшись от копыта, когда мимо меня пронесся еще и ротак. Выхватила Какофонию и врезала рукоятью по челюсти единственному стражу, достаточно тупому, чтобы пытаться остановить меня.

Я добралась до сумки, чудом оставшейся невредимой посреди хаоса. Она была открыта, и внутри виднелся целительский набор типично белого цвета, несколько брусков металла и единственная бутылка виски.

Я злобно на нее глянула. Ты, наверное, сочтешь, что в таких обстоятельствах глупо обижаться из-за одной бутылки.

Но я сказала Рените, что хочу две. И после всей этой сраной заварушки я не собиралась уходить с недостачей.

Подхватив сумку, я разглядывала обломки каравана, пока не увидела блеск стекла. Из перевернутого ящика вместе с соломой выпали несколько склянок. И в них плескался не благородный янтарь виски, а насыщенный уродливый пурпур, танцующий и кружащий.