Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

– Твое слово.

– Ага, мое.

– Неужели то, чем люди обмениваются, когда у них нет денег или…

Я сощурилась.

– То, что я даю, когда могла бы очень легко прострелить кому-то башку в кашу и сообразить из нее самогону, но решила так не поступать, потому что вот такая я до хера хорошая.

– Именно тот разряд, которого мы пытаемся здесь избежать. – Стражник опасливо осмотрелся. – Слушай, это ведь не я тут решаю. В городе растет напряжение. Два-Одиноких-Старика предпочитают свести количество взрывоопасных элементов к минимуму, пока все не успокоится.

Мое внимание привлек топот сапог. Я глянула в сторону как раз когда мимо пары стражников, безо всякого осмотра их пропустивших, промаршировал строй революционеров со штык-ружьями на плечах и пылью на мундирах.

– Так, и что это тогда за херь? – Я очень хотела сопроводить вопрос жестом, что было бы невежливо, поэтому сей жест достался строю солдат. – Значит, взрывоопасных элементов в городе тебе не надо, но ребяток с ружьем вместо члена ты радостно пропускаешь?

Стражник потер висок.

– Никто, даже Два-Одиноких-Старика, не способен удержать армию. Я же, тем не менее, способен удержать одного смердящего, – он умолк, – мои извинения, то есть изгоя, от которого несет.

– Дерьмо из-под птицы, – выплюнула я. – Что у них такого, чего нет у меня?

Стражник моргнул.

– Тысячи солдат, невероятная огневая мощь и рубахи, не залитые кровью.

– И все?

Я полезла в сумку, достала сверток льна. Встряхнула рубаху, которую столь щедро пожертвовал мне Деннек. И под слабые возмущения стражника, которые затем переросли в сильные возмущения всех стражников поблизости, мигом стянула свою, окровавленную, и швырнула на землю.

Негодование продлилось недолго. Я быстро справилась и натянула рубаху Деннека. Та оказалась мне слишком велика – забавно, парнишка совершенно не казался крупным, – поэтому я закатала рукава и подвязала полы. А потом указала на свою новенькую, чистенькую и ничуть не пропитанную кровью одежку.

– А теперь?

– Теперь у них есть тысячи солдат, невероятная огневая мощь и рубахи по размеру. – Стражник вздохнул и покачал головой. – Будьте так любезны, мадам, уходите. Никто здесь не хочет, чтобы дело приняло скверный оборот. – Он уставился на меня на мгновение. – Более скверный, если уж на то пошло.

Может, я просто слишком долго – даже не припомню сколько – провела в седле без сна. Может, это Какофония прожигал дыру мне в бедре. Или, может, это был свет, который упал на лицо стражника, чистенькое и холеное, так и напрашивающееся на пару-тройку дырок.

– Вы, наверное, и не хотите. – Моя рука скользнула к Какофонии. Он нетерпеливо вспыхнул. – А я вот, представь, считаю, что скверный вид – это хорошо.

Зря.

Я сперва почуяла, а потом и услышала тетиву. На воротах возникли три арбалета, нацелившие в меня черные болты. Не шевельнув рукой, я перевела взгляд на стражника, который одарил меня невыносимо самодовольной ухмылкой.

– Самый скверный исход – это грязь, которую твой труп оставит на дороге, – произнес он. – Но прошу, если не ради собственного растраченного попусту достоинства, то ради несчастного страдальца, которого мы заставим все это убирать.

От любого другого напудренного стражника с дерьмом вместо мозгов я бы давным-давно ушла. Но конкретно этот напудренный стражник с дерьмом вместо мозгов и с остроумными шпильками вроде этой заставлял меня изо всех сил сдерживаться, чтобы не снести его голову и разгребать последствия.

Впрочем, если меня пристрелят, его самодовольство распухнет до невозможных размеров. Даже если я успею снести ему голову. Поэтому я убрала руку с Какофонии, а потом развернулась на пятке и затопала прочь.

Правда, столь яростное отступление было омрачено моим прихрамыванием. Какофония обжег мне бедро. Умей он говорить, несомненно потребовал бы вернуться и вступить в бой. Или настойчиво поинтересовался, на кой нам вообще сдался этот город. К моему счастью, он мог общаться, только причиняя боль. И мне было куда проще иметь дело с болью, чем со своей беспомощностью.

Враки не оказалось в Плевелах.

В единственном месте, в котором я была уверена, его не оказалось. И я не представляла, где еще он может быть. Зацепки кончились. Чутье молчало. Не осталось никаких идей, ни единой, лишь отчаянная надежда. И она звала меня за эти ворота.

«Ну, что ж, – подумала я, шагая по дороге. – По крайней мере, тут ничего личного».

Это было слабым утешением, но по пути мне встретились десятки таких же отвергнутых гостей. Они собирались группками на жесткой траве, на берегах реки. Торговцы, занятые беспокойными ротаками, зевающие наемники, что бесконечно полировали оружие, беглецы из неведомых мест, глядящие в никуда пустыми глазами.

Все это было неправильно. Ненормально.

Последнесвет действительно был богатейшим фригольдом Шрама. Его жаждали заполучить армии Империума и Революции, но он устоял в сражениях и вынудил обе стороны перейти к мирной торговле. И Два-Одиноких-Старика, Вольнотворец, правивший там, действительно держал всех в ежовых рукавицах. Однако богатство городу приносили именно эти люди, стекавшиеся отовсюду и звонкой монетой, кровью или известиями питавшие тщательно выверенный механизм, в который обратил этот город Два-Одиноких-Старика.

И, не впуская их в Последнесвет, он осознанно отказывался от прибыли. Я не знала, что стряслось и почему он пошел на такую меру. Я знала только три вещи: мне нужно попасть в город, я не могу туда попасть, и кое-кто совершенно мне не помогает.

– Как ты там говорил?! – заорала я на Кэврика, как только нашла его на вершине дюны в окрестностях. – Нужно доверять друг другу, у нас больше никого нет, только мы, ме-ме-ме-ме-ме. – Мне показалось, что я изобразила его безупречно, однако Кэврик даже не обернулся. – Где ты, на хер, шлялся?

Он не ответил. Я не стала повторять. Как только я увидела, что приковало его взгляд.

Ответом мне было облако севериума в небе, гул армии, готовящейся к битве, ряды пушек в долине внизу.

Три дюжины серых, как сталь, могильных камней, жаждущих плоти.

Двигатели-Реликвии гудели, заставляя броню и колеса грохотать. Вокруг них, словно мухи, сновали революционеры, выкрикивая и исполняя приказы. Инженеры грохотали молотами. Солдаты упражнялись со штук-ружьями. Командиры палили в воздух из ручниц, подкрепляя свой рев.

Все, что нужно для войны… кроме противника.

– Это… недоразумение.

Это заметила не я одна.

– Здесь не должно быть столько орудий, – Кэврик покачал головой. – Они должны быть там, где идут сражения. А это… это… – Он глянул через плечо на город. – Последнесвет нейтрален. Там разве что горстка имперских послов. Ничего, что потребовало бы столько… – Его лицо скривилось, словно стиснутые зубы могли помочь ему постичь смысл происходящего. – Зачем они здесь?