Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

После того как нами чересчур заинтересовался отряд стражников, мы с Кэвриком, договорившись о месте встречи, разделились.

Вернее, это он со мной договорился. Я же еще не решила.

Нам обоим было чем заняться в Последнесвете. Дело Кэврика могло привести его обратно ко мне. А мое дело, человек, из-за которого я сюда явилась…

Если где-то есть справедливость, мое дело приведет меня к Враки.

Я не стала говорить об этом Кэврику. Это вызывало у меня некоторые угрызения совести – особенно после его трогательных речей о доверии. Однако для молчания у меня было несколько причин. Среди них – месть.

И горячая ванна.

Не пойми меня неправильно, но когда я снова вышла на улицы Последнесвета, все еще окутанная паром купальни, словно мантией, я чувствовала себя непривычно. Я была чистой, воздух обдувал разогретую кожу, на мне не осталось крови, грязи, пота, которые смыло в водосток. И пусть я знала, что впереди меня, как обычно, ждет еще больше крови, притвориться хоть на мгновение, что я занимаюсь не убийствами, было приятно.

Ради этого чувства я готова на многое.

И богатейший фригольд Шрама был рад услужить.

Последнесвет не был похож на фригольд. Вместо казарм и массивных дверей – высокие изящные постройки с окнами и красной черепицей. Усеянные гондолами каналы вдоль ровных линий улиц, лишенных случайного мусора и случайных пьянчуг. Кофейни вместо таверн, портные вместо оружейных, лавки, торгующие изысканными винами, тарелками, гобеленами и прочими штуками, которые никогда не пригодятся тебе в дикой глуши.

И огни… повсюду огни.

Они свисали длинными вереницами от крыши к крыше. Бесцельно плавали на воде, и гондолы и лодки обходили их на почтительном расстоянии. Бумажные фонари, алые и цвета слоновой кости, дремали по всему городу, и с наступлением темноты один за другим пробуждались тем же сиянием, что и герб города.

Какую алхимию Два-Одиноких-Старика использовал, чтобы каждый день, прямо перед закатом, они зажигались сами по себе, никто не знал. Даже другие Вольнотворцы; более того, они вообще считали, что подобная эстетическая фривольность – пустая трата его значительных талантов, которые он мог бы посвятить их общему делу.

Лиетт после трех бокалов вина могла часами возмущаться тем, какой он мудак. Вся краснела, кричала, подпрыгивала на месте… само очарование.

Мне этого не хватало.

Мне многого не хватало.

Однако люди Последнесвета не разделяли моего восторга и восхищения фонарями.

При всем великолепии фригольда по сравнению с его жителями он казался убогим.

Никто не толкался. Воздух наполнял смех, каким смеются не над сортирными шутками. Не видать ни единой драки. Да все эти люди выглядели так, будто дунешь – и они разобьются.

Мужчины в плащах, расшитых золотом, с намасленными волосами и аккуратно подстриженными бородами. Дамы в платьях, обтягивающих тело словно вторая кожа – аметистовая, изумрудная и прочих цветов, которым не найти и названия. Даже дети были одеты прилично и гонялись друг за другом в туфельках, которые выглядели дороже моих ботинок, ремня и оружия вместе взятых.

Но даже не одежда поражала больше всего. На улицах встречались птицы сотни расцветок – длиннохвостые создания с переливающимися перьями на плечах богатых дам и пернатые длинноногой имперской породы, на которых гоняли молодые люди. Дым алхимических труб заполнял воздух ароматами цветов, фруктов и, как мне показалось один раз, пердежа. В воздухе плавали зачарованные подносы из Катамы, подающие гостям кофеен напитки, пока невидимые скрипачи выводили мелодию на парящих в пяти футах над землей инструментах.

Ты, наверное, подумаешь, что именно поэтому мне становилось не по себе.

Однако мне было странно находиться среди этих людей по иным причинам. Я – вся в шрамах, татуировках, в потрепанной одежде, с массивным револьвером на бедре. Я почти ждала, что кто-нибудь позовет стражника и меня обвинят в осквернении взора одного из богатеев.

Однако никто на меня не смотрел. Никто со мной не заговаривал. Если они и замечали, что по их городу бродит убийца, всем было плевать. Да и ношение огнестрельного оружия в Последнесвете, как и в любом фригольде, не считалось преступлением. Когда я протискивалась сквозь толпу, на меня никто даже не смотрел. А вот я не могла перестать глазеть.

Как они смеются, потягивают вино, прогуливаются легкой, неторопливой походкой людей, которые в жизни не задумывались о том, чтобы коснуться оружия, не то что использовать его в деле.

А я не знала, смогу ли однажды тоже так ходить, умела ли я вообще хоть когда-то?

– Расступитесь, горожане!

К счастью, неловкость, которую у меня вызывала нормальная жизнь, вдруг сменилась знакомым напряжением, напоминающим, где я, блядь, оказалась.

Голос проревел приказ что было мочи, но все равно утонул в скрежете металлических шестерней и скрипе вокафона. Но и их тут же заглушил грохот тяжелой поступи жуткой груды железа и севериума, от которой содрогнулась земля.

Издалека его можно было назвать гигантом. Голова, увенчанная зазубренным рогом, взирала на остальных с высоты больше семи футов. Разворот плеч занимал всю улицу. Земля стонала от каждого шага его массивных ног.

Он был облачен в железную кожу, сплошные жесткие углы и сбитые пластины. На голове красовалось пустое забрало, окутанное паром, с шипением изрыгаемым внушительными двигателями, прикрепленными к спине. Вместо ладони его огромная рука заканчивалась здоровенной, сука, пушкой.

Вблизи его можно было назвать чудовищем.

Однако вы, революционеры, зовете его Паладином.

– Восславьте Революцию и сохраняйте спокойствие, горожане! – Голос был человеческим, хоть и звенел металлическим эхом, пытаясь перереветь прикрученный к его плечу вокафон, громыхающий революционным гимном. – Избавители от имперской грязи вернулись во имя защиты этого города!

Паладины были созданы как символ мощи и идеалов.

«Они – бастионы против развращения, борцы против злодеяний, воплощения древних легенд», – говорил о них Великий Генерал.

Он, должно быть, думал, что в древних легендах упоминались пушки, способные за две секунды превратить человека в ведро дымящегося мяса. Революция повесила им на спину двигатель-Реликвию, выдала свое мощнейшее оружие и отпустила гулять по полям сражений. Я видела, как Паладины косят ряды солдат, словно пшеницу. И несмотря на все мои знания о них, я с трудом верила, что изнутри этой штуковиной управляет человек.

Иногда машины пугали куда больше, чем вся магия мира вместе взятая.

По бокам от Паладина нога в ногу маршировали шесть революционеров, гаркая на горожан, которые и без того жаждали поскорее убраться с дороги. Однако, в отличие от меня, они смеялись и хлопали в ладоши. Для них он был всего лишь внушительной декорацией в замысловатой опере.