Сэмюел Сайкс - Семь клинков во мраке [litres]

Но Последнесвет с наступлением ночи открывал глаза.

Его изящные жители становились распутными, сменяли вино на виски, песни на смех. В вычурных лавчонках торговали уже не вазочками и шарфами, а дорогой алхимией и опасным оружием. И Последнесвету не нужны были ни луна, ни звезды. Зачем, когда есть собственные.

Фонари подсвечивали небо. Я пробиралась по шумным переулкам. Люди, которые прежде меня не замечали, вдруг обратили внимание на забредшую к ним татуированную искательницу приключений.

– Ну и ну, госпожа, – подала голос одна такая, шагнув ко мне и слегка наклонившись вперед. – Ну вы даете.

– Ну это вы даете, – парировала я с усмешкой.

Женщина протянула руку, и я ее взяла – хотя бы для того, чтобы не дать ей улететь головой вниз в канал.

– В порядке, госпожа?

– О да! – хихикнула она на имперском диалекте. – Чего не сказать о вас, верно, дорогая? – Ее глаза скользнули по мне любопытным взглядом, загораясь при виде каждого рубца на моей коже. – Боже ты мой. Бывали в Шраме, не так ли?

– О да.

– И выжили?

Я слегка ухмыльнулась.

– О да-а.

– Как волнующе! – охнула женщина. – У нас тут бывают только торговцы со своими головорезами, а что они видят захватывающего, кроме грязи на тракте. А встретить искателя приключений так, – ее взгляд спустился ниже, к моему, как я предпочла думать, револьверу, – опасно.

Она взяла меня за руку, пробежала пальцами по татуировкам.

– О, где же вам их нанесли? Что они означают? – Ее внимание было столь же мимолетно, сколь касание. Она нашла на запястье шрам. – Что за зверь это сотворил? – Она вскинула руку, нашла другой на моем боку, вздрогнула. – А это?

– Катама – в ответ на первый вопрос. – От прикосновений шрамы закололо, и я невольно отступила на шаг. Хотя она была очаровательной – как щенок, напрудивший на пол, – но трогать шрамы я позволяю немногим. – Остальное – долгая история.

– Быть может, вы пожелаете ею со мной поделиться. – Ее ручка пауком скользнула по моему животу к Какофонии. – Надеюсь, хватит на всю ночь?

Я напряглась. Волоски на коже следом за ее касанием становились дыбом. Какофония вспыхнул презрительным жаром, когда пальцы невежды подобрались ближе. Я рассмеялась, скрывая то, как меня передернуло, взяла ее за запястья и мягко отстранила.

– Эй, чего? – Очарование мигом обернулось раздражением. – Я думала, искатели авантюр должны искать… авантюры.

– Во-первых, я не искательница, – отозвалась я. – Во всяком случае, не в том смысле. Во-вторых, вы пьяны, а я нет. И в-третьих, как правило, считается, что хватать странных женщин за револьверы – не самая лучшая мысль. – Я задумалась. – Или хватать чужие револьверы, когда странная женщина – это вы.

– Пф-ф, – она закатила глаза. – И что он мне сделает? Убьет?

Я мигнула.

– Ну да. Это револьвер. Этим они обычно и занимаются.

– Преувеличиваешь.

– Что ?

Я огляделась. Я видела их даже с наступлением темноты. Их строй стал свободнее – как и дисциплина, – однако они по-прежнему были здесь. Революционные солдаты собирались оравами и хмуро зыркали на тщеславных имперских офицеров, бросавших на них пронзительные взгляды со своих мест. Они не сменили оружие на вино. Скорее – решили, что пригодится и то и другое.

– Ты что, не замечаешь всех этих людей, которые вот-вот друг друга перестреляют? – поинтересовалась я у женщины.

– А, эти? – Она презрительно фыркнула. – И что же они сделают?

– Откроют стрельбу и всех убьют, например.

– Первый, кто выстрелит, лишится благосклонности Двух-Одиноких-Стариков. – А значит, потеряет торговые контракты, гарнизон в городе и все, что дает им этот чудесный Вольнотворец. Какой безумец осмелится?

– Тот, у кого много оружия.

– Ты слишком долго пробыла в Шраме, дорогая. В таком фригольде, как Последнесвет, все иначе. У нас тут цивилизация вышла на новый уровень. – Она облизнула губы. – Так что, ты нассышь мне на лицо или я зря время трачу?

Я мигнула.

Посмотрела на нее долгим, очень пристальным взглядом.

Молча запахнула плащ, развернулась и ушла.

Я шагала по улицам, выбирая нужные повороты, пока богатство вокруг не померкло вместе со светом фонарей. Постройки стали облезлыми, каналы – мутными, запахи из благоухающих превратились в зловонные. Свернув за угол, я попала на широкую площадь, и меня встретили ароматы виски и звуки бесчинств.

Последнесвет очарователен, однако он все еще фригольд и все еще находится в Шраме. Пусть его улицы вылизаны, а люди уверены в своей особенной цивилизованности, копнешь поглубже – обязательно в конце концов наткнешься на здоровенный колодец дерьма.

А чтобы найти Жучью площадь, даже копать долго не придется.

Фонари пусть и свисали спутанной паутиной между теснившихся бок о бок домиков, но их вощанку покрывала гарь, а тусклые огни постоянно мерцали. В узком канале болтались бутылки и мусор. Запахи парфюмов и вина заменила вонь жаренного на открытом огне мяса и дешевого виски. Смех здесь – грубый, гортанный – звучал в ответ на неприличные шуточки или пролитую кровь. А горожане…

– С дороги, лицо со шрамом.

Их тут не было.

Любой другой ночью я нашла бы, что сказать полуголому амбалу, который протиснулся мимо меня, спеша к площади. Доброй ночью я бы даже, наверное, опустила слова и перешла сразу к кулакам.

Однако эта ночь не была доброй, я совсем не желала дотрагиваться до сальных личностей и пришла сюда по делу.

Но подобной выдержки никто больше не проявлял. По площади шатались всевозможные изгои, разбойники, контрабандисты и полный набор отбросов общества, чередуя пьяные сборища с пьяными драками. Держась на расстоянии, но все еще опасно близко к буйству вокруг, в тени под навесом шныряли Пеплоусты, наблюдательные и безразличные к тем, кто может знать об их братстве.

Напряжения, которое царило на главных улицах, здесь не чувствовалось. Любого пойманного на Жучьей площади революционера или имперца ждало наказание. Поэтому здесь могли разве что бить бутылки да работать кулаками.

«Зато они стараются от души, храни их кто-нибудь», – подумала я, протискиваясь мимо очень крупной женщины, которая пыталась затолкать очень крупному мужику в глотку свой очень крупный кулак.

Таверны кишели бродягами, любой из которых мог оказаться доверху полон нужных мне секретов. Несколько наклов, немного угощения, и я узнаю имена всех, кто показывался в радиусе двадцати миль от Последнесвета за минувшие два месяца.

И уверена, что, испытывай я хотя бы малейшее желание зайти в заведение, смердящее как птичий загон с надравшимися дешевого вискаря боровами, которые об этом вечере страшно пожалеют наутро, я добыла бы все необходимые сведения.