Н. Джемисин - Врата Обелиска [litres]

Шаффа становится очень неподвижным.

– Люди в узлах? Орогены? Да?

Очень трудно ответить на этот вопрос. Хватка орогении этих далеких чужаков была сильной – некоторые сильнее самой Нэссун. Но была странная, почти одинаковая гладкость в каждом из самых сильных. Как пальцы, бегущие по полированному камню: без текстуры, за которую можно уцепиться. И они также были распределены на огромных расстояниях, некоторые даже дальше на север, чем Тиримо, – почти до того места, где мир стал красным и горячим.

– Узловая сеть, – задумчиво говорит Шаффа. – Хм-м. – Кто-то оставил в живых узловиков на севере? Как интересно.

Но есть еще кое-что, и Нэссун продолжает говорить:

– Ближе было много таких. Нас. – Эти ощущались как ее друзья в Найденной Луне, их орогения была яркой и быстрой, как рыбки, множество слов собирались в косяки и многократно отражали звук по связующим их серебристым линиям. Разговоры, шепотки, смех. Община, предложил ее разум. Что-то вроде общины. Община орогенов.

(Она не сэссит Кастримы. Я знаю, что ты спросишь.)

– Сколько? – Голос Шаффы очень спокоен.

Она не может измерять такое.

– Я просто слышала, как люди говорили. Это как в полных домах.

Шаффа отворачивается. В профиль она видит, как его губы открывают зубы. И на сей раз это не улыбка.

– Антарктический Эпицентр.

Нида, которая тем временем тихо входит в комнату, говорит с порога:

– Их не зачистили?

– Похоже, нет. – Голос Шаффы не меняется. – Это лишь вопрос времени, когда они нас найдут.

– Да. – И тут Нида тихо смеется. Нэссун сэссит серебряные нити внутри Шаффы. Улыбка облегчает боль, сказал он. Чем больше Страж улыбается, смеется, тем больше что-то делает ему плохо. – Разве что… – Нида снова смеется. На сей раз и Шаффа улыбается.

Но он снова поворачивается к Нэссун и отбрасывает пряди с ее лица.

– Мне надо, чтобы ты успокоилась, – говорит он. Затем он встает и отходит в сторону, чтобы она увидела труп Эйтца. Когда она перестает кричать, и плакать, и трястись в руках Шаффы, приходят Нида и Умбра и уносят статую Эйтца. Она явно тяжелее, чем был Эйтц, но Стражи очень сильны. Нэссун не знает, куда они его уносят, прекрасного рожденного морем юношу с печальной улыбкой и добрыми глазами, и она ничего не знает о его окончательной судьбе, кроме того, что она его убила, что она чудовище.

– Возможно, – отвечает Шаффа, когда она говорит это сквозь рыдания. Он снова берет ее на руки, гладит по густым кудрям. – Но ты мое чудовище.

Она так мала и перепугана, что от этих слов ей действительно становится лучше.

Камень не меняется. Никогда не меняй того, что написано на камне.

Ты начинаешь ощущать себя так, словно прожила в Кастриме всю жизнь. Так не должно быть. Это просто очередная община, очередное имя, очередной новый старт или как минимум частичный. Вероятно, все кончится, как и в прошлые разы. Но… отличие в том, что здесь все до единого знают, кто ты такая. Это было хорошо для Эпицентра, Миова, для того, чтобы быть Сиенит: ты могла быть тем, кто ты есть. Это роскошь, которую ты познаешь заново.

Ты снова наверху, в Верхней Кастриме, как они ее всегда называли, стоишь в символических зеленых зонах городка. Земля вокруг Кастримы щелочная и песчаная; ты слышала, как Юкка надеялась, что небольшой кислотный дождь улучшит почву. Ты думаешь, что почве, вероятно, требуется для этого больше органики… а ее вряд ли будет много, поскольку ты заметила три гнезда жуков-кипячей по пути сюда.

Хорошо, что эти кучи легко заметить, даже хотя они лишь чуть поднимаются над слоем пепла, покрывающим почву. Насекомые внутри их щекочут твое сознание, давая доступный ресурс тепла и давления для твоей орогении. По дороге сюда ты показала детям, как сэссить эту скрытую разницу между более холодной, более расслабленной окружающей средой вокруг. Младшие устроили игру, ахая и показывая пальцем каждый раз, когда ощущали гнезда и пытались перещеголять друг друга в счете.

Плохо то, что на этой неделе кипячей больше, чем на прошлой. Это, вероятно, не очень хорошо, но ты не показываешь детям своих тревог.

Всего здесь семнадцать детей – основной личный состав орогенов Кастримы. Паре детишек около десяти лет, но большинство младше, одному не больше пяти. Большинство сироты или могут ими стать, и это совершенно не удивляет тебя. А удивляет тебя то, что все они должны иметь относительно хороший самоконтроль и быструю соображалку, поскольку иначе не пережили бы Разлома. Они наверняка вовремя почувствовали его приближение, чтобы добраться до какого-то уединенного местечка, позволить своим инстинктам себя спасти, прийти в себя и затем отправиться куда-нибудь прежде, чем все начнут понимать, кто оказался в центре круга без разрушений. Большинство срединники-полукровки вроде тебя: у многих не совсем санзийская бронзовая кожа, не совсем пепельные волосы, глаза и тела в диапазоне от Арктики до Побережья. Не особо отличаются от детей, которых ты учила в яслях Тиримо. Отличие лишь в предмете и необходимости твоих методов обучения.

– Попробуйте сэссить то, что я делаю, только сэссить, пока не повторять, – говоришь ты и создаешь торус вокруг себя. Ты делаешь это несколько раз, каждый раз по-иному – иногда свиваешь его высоким и узким, иногда держишь его постоянным, но достаточно широким, чтобы его края вращались близко к ним. (Половина детей ахает и пятится. Именно так они и должны поступать, хорошо. Плохо, что остальные стоят и тупо пялятся. Придется над этим поработать.)

– Теперь рассыпьтесь. Ты – сюда, ты – туда; разойдитесь все примерно вот на такое расстояние друг от друга. Как только окажетесь на месте, создайте торус, который выглядит ровно так, как тот, что я делаю сейчас.

В Эпицентре их учили бы не так. Там, в течение долгих лет, в безопасности стен, под спокойствием голубых небес обучение можно было бы проводить мягко, постепенно, чтобы дать детям время преодолеть свои страхи или перерасти свою незрелость. Но Зимой нет времени для мягкости и нет места ошибкам внутри щербатых стен Кастримы. Ты уже слышала ворчание, видела возмущенные взгляды, когда присоединялась к командам функционал-каст или спускалась в общинные бани. Юкка считает, что Кастрима особенная: община, где рогга и глухач могут жить в гармонии и трудиться вместе ради выживания. Ты считаешь ее наивной. Этих детей нужно подготовить к неизбежному дню, когда Кастрима обратится против них.

Потому ты показываешь, поправляешь их словами, когда можешь, а порой ударом инверсии торуса, когда один из старших детей делает его слишком широким и угрожает заморозить товарищей.