Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

Молодой человек, который, по мнению Джиневры, был родом из Серессы, скупо улыбнулся. Он уже отвесил Теобальдо низкий поклон, как положено. Молод, да, но не мальчишка. В характере Теобальдо было принижать мужчин, если он сам их не продвигал.

– А я думала, что это я – твоя радость, – высокомерно сказала Джиневра мужчине, за которого ей необходимо было выйти замуж.

Он рассмеялся. Джиневра видела, что он внезапно пришел в очень хорошее настроение.

– Значит, вокруг того дерева, – проговорил он. – Потом обратно через эту дорогу с моей, левой, стороны. Победитель выигрывает коня; проигравшего я убью.

Теобальдо сделал паузу и посмотрел на обоих мужчин, потом опять расхохотался над собственной шуткой, так далеко запрокинув назад красивую голову, что чуть не уронил широкополую шляпу.

Другим смеяться было труднее, отметила про себя Джиневра, поскольку все верили, что он вполне может так поступить. В действительности Теобальдо так не поступал, но всему миру знать об этом ни к чему. Он рассказывал ей о том, как может быть полезен страх. Конечно, ведь он держит людей, даже тех, кто тебе служит, в постоянной неуверенности, шутишь ты или нет.

Монтикола повернулся к Джиневре:

– Моя госпожа, вы дадите сигнал к старту?

При посторонних он всегда обращался к своей любовнице с исключительным почтением. Оставшись наедине, они могли разговаривать друг с другом очень по-разному, в том числе совсем не почтительно, но наедине – это другое дело, и они все еще возбуждали друг друга.

Приняв протянутую Теобальдо руку, женщина вышла из кареты, поправила свою собственную широкополую шляпу, закрывая лицо от солнца и ветра. Два всадника переместились на край дороги, чуть дальше Теобальдо, лицом к лугу; каждый смотрел на нее через плечо.

Она подумала, что их кони, возможно, не уступают друг другу, но юный незнакомец явно не понимает, во что ввязался. Солдаты – совершенно другая порода людей, как она уже поняла. Осады и грабежи, марш-броски под холодным дождем без еды, поджоги ферм, убийство людей, спасающихся от огня. Убийства, много убийств. Такие вещи со временем меняют людей. Человеческая жизнь становится менее ценной, не имеющей значения, после того как ты видел столько смертей и стольких сам убил, оставил за собой столько страданий. Всегда можно отправиться в святилище и вымолить у Джада прощение, что бы ты ни натворил, а потом спокойно взяться за старое.

Джиневра высоко подняла перчатку, а затем бросила ее в пыль.

Солдат по имени Коллючо сразу вырвался вперед. Я это предвидел и позволил ему обогнать меня. За нами наблюдали его командир и товарищи. Для некоторых скачка была возможностью покрасоваться и показать мастерство, но только не для меня. Целью скачки всегда была победа, но я не относился ни к аристократам, ни к воинам.

Я был рад, что Коллючо скачет первым. Луговая трава уже поднялась высоко, и первому коню было труднее бежать. Я позволил ему прокладывать дорогу. Дерево стояло довольно высоко на склоне холма, так что нам предстояло не просто соревнование в скорости.

Коллючо довольно быстро это понял и придержал своего коня; я сделал то же самое и остался сзади. Более медленный темп был для меня выгоднее, если я правильно оценил выносливость его крупного коня. Я никогда не участвовал в скачках на Джиле и, наверное, мог ужасно ошибаться, но я доверял своим суждениям о лошадях и был уверен, что все рассчитал верно.

С другой стороны, я не был готов к тому, что скачущий впереди человек выхватит из-за пояса кинжал, когда мы окажемся далеко от наблюдателей на дороге.

Мне следовало это предвидеть. Он – ветеран войн, капитан прославленной роты – не собирался проиграть гонку и коня какому-то мальчишке на глазах у Монтиколы. Что тут скажешь? Я был все еще молод. Не мальчик, но и ненамного старше, даже несмотря на то, что к тому моменту уже убил двух человек.

У меня тоже был кинжал, но я не очень умело с ним обращался и, конечно, не мог сравниться в этом с Коллючо. Капитан оставался впереди, дабы убедиться, что я вижу его клинок. Попробуй только обогнать меня, и ты с ним познакомишься – вот что он хотел мне сказать при свете солнца.

– Трус! – крикнул я. – Ты трус!

– Ты думаешь, это игра ?! – крикнул он в ответ через плечо.

Наверное, тут он был прав. Эта гонка была не похожа на те соревнования, которые мы устраивали у стен Авеньи. Тот мир я покинул навсегда.

Коллючо все время оглядывался, чтобы видеть, где я. Я же держался вплотную к нему. Мы поднимались по склону, приближаясь к одинокой сосне на вершине. Джил легко двигался подо мной. Я в нем не ошибся.

Передо мной стояла трудная задача: обогнать соперника и сделать это достаточно быстро, чтобы он не успел ударить меня кинжалом.

Я могу погибнуть здесь так же легко, как в любом другом месте, пришло мне в голову. Монтикола заставит своего капитана помолиться Богу о прощении в следующем святилище, возможно, оставить там пожертвование. Они будут рассказывать об этой гонке за обедом, хваля нового коня Коллючо.

Я уже признавался – в те дни говорили, что меня слишком легко разозлить, Все так, но я умел управлять своим гневом и направлять его, этого у меня не отнять. До того, как вонзить кинжал в горло человека в Милазии, я полгода планировал холодную месть за своего друга.

Помню, что размышлял хладнокровно и во время той гонки вверх по склону залитого солнцем холма, хотя и был зол с той секунды, как увидел кинжал. Я не боялся. Перебирая свои воспоминания, я не нахожу страха.

Я не посмел нанести удар его коню, хотя это было возможно с той стороны, где я находился, – приблизиться и ранить коня в бедро, а потом обогнать, когда он споткнется. Только вот я был совершенно уверен: в отличие от Коллючо, который мог бы совершенно безнаказанно разрезать меня на кусочки и бросить мертвым на том лугу, никому не известный молодой человек был бы тут же убит, реши он ранить коня офицера правителя Ремиджио. Гуарино рассказывал некоторым из нас о рассуждениях древних философов по поводу правосудия у людей.

Их рассуждения, их правосудие имели очень отдаленное отношение к этой скачке.

С другой стороны, я мог сделать так, чтобы скачущий впереди человек решил, будто я могу пырнуть кинжалом его коня, а мы сейчас находились далеко от наблюдателей на дороге и галопом поднимались по холму в направлении дерева, где должны были повернуть обратно.

Если ты холоден в гневе, это может оказаться полезным. Я принял решение. Крикнул Джилу, шлепнул его ладонью, и он послушался, приблизился слева к моему сопернику. Правой рукой я обнажил свой кинжал и позволил Коллючо увидеть его, когда тот быстро оглянулся.

– Я прикончу тебя, мерзавец, если ты хотя бы прикоснешься к моему!.. – зарычал было он, но тотчас умолк, когда я сделал настоящий ход. Коллючо отпрянул влево и снизил скорость, чтобы напасть на меня, если я подъеду ближе.