Гай Кей - Блеск минувших дней [litres]

Вот почему Джиневра делла Валле ехала в карете, как жена, пусть даже не была ею, и радовалась поездке в Бискио на праздник и скачки, – а скуку можно и потерпеть.

Она надела свои лучшие драгоценности и по две смены дорогой одежды на каждый день, который они там проведут. Джиневра знала (разумеется, знала), что красива и что для Теобальдо это имеет значение. Имело значение и то, что Маттео Меркати, после того, как вернется в Ремиджио и закончит портрет Теобальдо, должен будет нарисовать ее портрет – это тоже о многом говорило. Меркати непредсказуем (как все художники), но знаменит. Еще один важный, красивый, тщеславный мужчина, хотя этого мужчину не интересуют женщины, которых он рисует. Он бы предпочел заполучить Теобальдо, а не Джиневру. Эта мысль ее позабавила.

Но внешний вид, положение, богатство, демонстрация богатства – все это важно. О своем статусе необходимо заявить, выставить его напоказ: драгоценное ожерелье, портрет, созданный знаменитым художником, непомерно шикарная свадьба дочери, пристройки к дворцу или строительство святилища. Люди должны знать , кто ты такой, – или каким себя выставляешь.

Поэтому у правителя Ремиджио – наверное, самого прославленного военачальника их времени, который мог бы взять жену из высокопоставленной семьи, – могут возникнуть трудности с женитьбой на своей давней любовнице.

Она имела более высокое происхождение, чем Тео, и он это знал, но семейство делла Валле не обладало властью , родство с ними никак не увеличивало его власть, а власть – это игра, в которую все они играют.

Джиневра знала свои карты в этой игре: он ее действительно любит, она родила ему двух сыновей, она очень хорошо его понимает, и, по-видимому, это его не огорчает, а придает уверенности. Некоторые мужчины, часто думала она, подобны нервным, горячим породистым жеребцам, и не только тогда, когда на них скачут в постели.

Теобальдо объяснил, на какие скачки они едут и чем эти скачки отличаются от большинства других, но разговор происходил после того, как они занимались любовью, а она часто не слишком ясно соображала в такие моменты. Может, это и не очень хорошо, но просто он, как любовник, доставлял ей глубокое удовлетворение, и Джиневра знала, что ему это нравится, льстит его самолюбию, а вот это уже было очень хорошо.

Джиневра услышала снаружи голоса. Мужские, сначала спокойные, потом раздраженные. Карета, в которой она находилась вместе со служанкой, была закрытой. Летом внутри было бы слишком жарко, но в это время года она отлично укрывала от ветра и солнца, а Джиневра старалась защищать свою светлую кожу. Но, сидя в этой карете, ничего не было видно, приходилось наклоняться вперед и откидывать боковую занавеску. Так Джиневра и сделала.

Приятно развлечься.

Коллючо, начальник пятерки выделенных ей охранников (она знала, что ему не нравится тащиться позади кавалькады, при карете и повозках) разговаривал с всадником, который, очевидно, догнал их и хотел проехать мимо. Коллючо был способным солдатом, он уже давно служил у Теобальдо, но он также – по мнению Джиневры – был еще одним самолюбивым, тщеславным мужчиной, из-за которого Теобальдо иногда проявлял худшие стороны характера.

– Я сказал, что мне нравится твой конь, – говорил Коллючо.

– А я вас поблагодарил, – ответил незнакомец.

Джиневра наклонилась дальше, чтобы его рассмотреть: Очень молодой, высокий, стройный; формально его нельзя было назвать красивым, но он отлично держался на гнедом коне, и у него был приятный голос.

– Ты, наверное, не понял, – сказал Коллючо. – Мои слова означают, что ты должен предложить мне коня, а потом мы договоримся о цене. Я буду справедлив.

– Не сомневаюсь, что будете, – сказал другой всадник. По его речи она догадалась, что он из Серессы, но там примешивался ещё какой-то выговор. – Не пристало офицеру правителя Ремиджио поступать несправедливо. Это плохо отразилось бы на его командире.

– Мне не нравится твой тон, – сказал Коллючо.

Джиневра уже слышала этот тон у самого офицера; он означал, что спокойной беседы не получится.

– Если это так, прошу прощения, – ответил незнакомец. Он сохраняет самообладание, но в душе ему следует испугаться, подумала Джиневра. Конечно, если он не глупец. – Я не хотел вас оскорбить, но мне самому нужен мой конь, иначе я не доберусь туда, куда еду.

– Рад буду предложить тебе одного из наших, как часть оплаты.

– Еще раз благодарю, но мне нравится собственный конь. Вы позволите мне проехать?

– К сожалению, нет, – ответил Коллючо.

Их спор слышали окружающие. Как Джиневре подсказывал опыт, это всегда влияло на способность мужчин мирно договориться между собой, поскольку частью уравнения становилась гордость.

– Вы готовы украсть чужого коня?

Он допустил ошибку, подумала Джиневра, даже если произнес правду.

– Что ты сказал?

– Думаю, вы меня слышали. Вы спросили, нельзя ли купить моего коня. Я ответил «нет» и поблагодарил. Однако вы настаиваете. Так что же это такое, если не воровство?

– Ну, я могу тебя убить, и тогда у коня не будет владельца.

Это зашло слишком далеко и слишком быстро, подумала Джиневра. Она могла бы вмешаться, но происходящее ее несомненно развлекало. Ей будет немного жаль, если этого привлекательного молодого человека убьют сегодня утром, но, с другой стороны, они ведь его совсем не знают.

– Вы готовы это сделать? Готовы опозорить своего господина и даму в карете? Вынудите ее стать свидетельницей убийства?

Молодой человек заметил, что она выглядывает из кареты. Он наблюдателен. И говорит складно – похоже, ему приходилось жить при дворе. В седле сидит, как придворный, а не как солдат. Приглядевшись, Джиневра поняла, что у него нет меча. Вот это было глупо.

– Это не убийство, если я вызываю тебя на поединок.

– А, на поединок. И какова причина?

– Ты… ты оскорбил меня.

– Не согласившись продать коня?

– Это… да. По этой причине!

Молчание. Джиневра изменила мнение: нет, молодой человек не испугался. Он думал.

– Хорошо, – произнес, наконец, незнакомец. – У меня нет меча. Я не солдат, и поединок между нами станет убийством. Поскольку все это началось из-за коня, предлагаю устроить скачки. Возьмите своего коня или любого другого из отряда, даже из числа тех, которые впереди, у спутников вашего господина. Я же воспользуюсь собственным. Победитель заберет коня противника. Я вызываю на поединок вас , капитан.

Скуку Джиневры как рукой сняло.

– Все будет совсем не так…

– Коллючо, – сказала она, полностью отдергивая занавеску и позволяя увидеть себя, – предложенный поединок кажется мне справедливым, а в убийстве безоружного человека мало чести.