Ирада Нури - Шанталь. Ход королевы [litres]

Кровь отхлынула от лица, лоб покрылся испариной, что не укрылось от внимательных глаз Нино, моментально повернувшегося в ту же сторону. Но убийца оказался проворнее и успел скрыться.

Вот оно что. Значит, цель не изменилась, и только присутствие добровольного телохранителя удерживало его от немедленного нападения.

Сжав кулаки, я резче, чем следовало, велела:

– Довольно теории, Нино! Пора наконец приступить к практике.

Если нового наставника и удивила моя резкость, то он не подал вида, а, кивнув, продолжил:

– Запомни главное: оружие не всегда может оказаться под рукой. Твоя задача – выжить любой ценой, пуская в ход все, что попадется. Но даже если ничего не найдешь, не страшно, у тебя остаются руки, которыми при усердных тренировках ты научишься пользоваться для отражения любой атаки.

– Голыми руками против оружия? – неверяще скривилась я.

– Именно, – последовал лаконичный ответ. – Итак, начнем…

Вечерело. Расслабленная после ванны, я стояла возле приоткрытого окна погруженная в собственные мысли, когда дверь скрипнула и на пороге каюты появился Патрис. Нерешительно топчась на месте, он все никак не мог решить, входить ему или нет. Но если он рассчитывал, что я облегчу ему эту задачу, то зря. Слишком многое изменилось с тех пор, как я с воплями радости бросалась ему навстречу при каждой встрече. Все, на что я оказалась способной сейчас, – стоя вполоборота к нему, молча наблюдать за его действиями, не прогоняя, но и не приглашая войти.

За спиной капитана послышались смешки. Простые матросы – не слишком деликатный народ, неспособный понять трепетную душу аристократа. Не желая становиться посмешищем в глазах подчиненных, командир решился и вошел внутрь, быстро прикрыв за собой дверь.

– Здравствуй… – Патрис основательно подготовился к разговору, приняв на грудь никак не меньше бутылки адского пойла, запах которого моментально разнесся по помещению.

Кивком ответив на приветствие, я вновь обратила взор на неуклонно темнеющий горизонт.

– Нужно поговорить.

– Зачем? – не поворачивая головы, устало спросила я.

– Чтобы объясниться. Ты так поспешно сбежала тогда с Тахмиля, что просто не дала мне возможности объяснить ситуацию и рассказать правду о том, что на самом деле связывает меня с Бутом.

– Меня это не интересует, – отмахнулась было я, но он резко меня прервал:

– Неправда! Еще как интересует! Иначе ты не смотрела бы сейчас на меня как на врага.

– Вот как? – поежившись от вечерней прохлады, я закрыла окно и только теперь повернулась лицом к гостю. Скрестив руки на груди, я в упор посмотрела на него. – Ты мне не враг, но и не друг… Так кто же ты?

Патрис нервно дернулся. Разговор принял совсем не тот оборот, на который он рассчитывал. Облизнув пересохшие губы, он бросился к кувшину с пресной водой и одним глотком осушил больше его половины. Почувствовав себя немного лучше, он привычным движением выдвинул один из стоящих стульев и сел, от волнения забыв предложить сесть и мне. Впрочем, в его приглашении я не нуждалась. Подтянувшись, я примостилась на нешироком подоконнике, находящимся за спиной, опираясь подбородком на поднятое колено правой ноги, при этом постаравшись незаметно вытащить из-за пояса кортик и расположить его так, чтобы при необходимости сразу схватить.

– Ну же, я жду ответа на заданный вопрос, – повторила я, поигрывая свободной ногой, к которой в этот самый момент был прикован его чуть затуманившийся взгляд.

– Я люблю тебя, – просто ответил он, видимо, полагая, что этого достаточно для того, чтобы я отбросила в сторону все сомнения и бросилась в его объятия. Но вопреки его ожиданиям я и не думала двигаться с места, с которого мне удобно было наблюдать за выражением его лица.

– Вот как? Любишь, значит… – не удержалась я от скептического смешка. – И, наверное, именно поэтому, а не по какой-то другой причине ты дружишь с теми, кто желает мне смерти.

– Это не так. Готов признать, что нас с Бутом кое-что связывает, но это отнюдь не дружба, а память об одном одинаково дорогом для нас обоих человеке…

– Память?

– Да. Просто позволь мне рассказать тебе все как есть, а после этого ты вольна сама решать, есть ли в том, что происходит, моя вина или нет.

Ох, как же мне хотелось ему верить. Глядя на него сейчас, я как никогда еще осознавала, как же сильно по нему соскучилась. Мне хотелось слепо отбросить все сомнения в сторону и сгореть в огне его страсти, чье обжигающее пламя когда-то коснулось моего сердца и поставило на нем свое клеймо. Но разве возможна любовь без доверия? Для меня – нет. И раз он собирается рассказать свою историю, то лучше не мешать и по возможности спокойно выслушать все, что он расскажет. А правда это или нет, я рано или поздно узнаю. И тогда берегись, капитан. Предателей я не прощаю.

А он, дождавшись одобрительного кивка, глубоко вздохнул и начал свое повествование:

– Как тебе известно, я принадлежу к старинному дворянскому роду де Сеженов, которые не раз собственной кровью доказывали, что честь для них не пустой звук. Матери я почти не помню, она умерла, когда я был еще в столь несмышленом возрасте, что не задумывался о том, как же она мне нужна. Отец мой был человеком строгих правил, так мне по крайней мере казалось до тех пор, пока он не привел в дом новую жену, с появлением которой рухнул весь мой по-детски радужный мир. Отец быстро попал под влияние коварной интриганки, чей родитель был простым лавочником из Нанта, перебравшимся вместе с семьей в поисках лучшей жизни в Париж.

Красотка быстро вскружила вдовому графу голову, в чем ей немало помогло бургундское вино, которым она усердно потчевала своего воздыхателя. И однажды, в пьяном угаре он предложил ей стать его женой.

Алчущая богатства и возможности попасть в высший свет, она прилагала все усилия, чтобы графский наследник отошел в тень, в то время как ее новорожденный сын получил все, что она так безжалостно отнимала у его старшего брата. Но напрасно она рассчитывала вырастить из собственного отпрыска точную свою копию, ведь известно, что кровь не водица, – Ренард вопреки всему взял лучшее, что мог, от Сеженов и вырос добрым и честным юношей, искренне любящим старшего родственника, против которого мать тщетно пыталась его настроить.

Но один недостаток у него все же был: он сверх меры преклонялся перед женской красотой, и вскоре в Париже не осталось ни одной чаровницы, с которой этот ловелас, несмотря на очень юный возраст, не разделил постель.

Долгое время шалости Ренарда сходили ему с рук, но однажды грянула беда: известный своей ревностью барон де Леруа застал его в постели собственной супруги. Лица обидчика барон рассмотреть не успел, так как тот успел скрыться, выпрыгнув в окно, но зато хорошо запомнил вышитый герб на попоне его лошади, что и дало ему все основания прислать секундантов в особняк де Ламмеров.