Ирада Нури - Шанталь. Ход королевы [litres]

– Ты кто?

– Не волнуйся, я не причиню тебе зла. Я лишь хочу, чтобы ты проводил меня к своим, понимаешь?

– Вот еще! – подражая взрослым, он смачно сплюнул мне под ноги. – Да иди ты…

Бранные слова застряли в горле от звонкой затрещины, полученной от начавшего терять терпение Нино:

– Заглохни и делай то, что велят!

– А ну-ка, кто это такой смелый, рискнувший тронуть моего мальца?

Поглощенные разговором, мы и не заметили, как оказались в окружении людей самой отталкивающей наружности, какую себе только можно было представить. Некоторые держали в руках палки, готовые в любой момент пустить их в ход. Почувствовав поддержку, мальчонка рванулся было к ним, но я мертвой хваткой продолжила удерживать его на месте, окидывая внимательным взглядом выступившего вперед «старшего».

– Как тебя зовут? – вопреки ожиданиям, в моем голосе не было ни грамма страха, и это вызвало у него невольное уважение, отразившееся на заросшей грязью роже.

– Жак Живодер, сопляк. А вот кто ты такой будешь и чего тебе понадобилось от нас?

Сопляк?!

– Тратить время на мелочь вроде тебя, Живодер, мне не с руки. Отведи нас к главарю, и клянусь, что позволю тебе еще немного пожить на белом свете, – небрежно откинув в сторону край накидки, я демонстративно положила руку на эфес шпаги, готовая вырвать ее из ножен в любую минуту.

– Ого! Да ты смельчак, сударь! Со шпагой против десятка дубинок… вот это я понимаю! Герой! Ну что ж, ребята, уважим самоубийцу? – он картинно обернулся к толпе, и та довольно загоготала в ответ. Бродяг забавлял глупец, так безрассудно рискующий собственной головой.

Не прошло и четверти часа, как мы очутились на пустыре за городом, где из-за одного из валунов показался человек, смутно показавшийся мне знакомым.

– Роза?! Разрази меня гром, вот так встреча!

Вскинув голову, я, не веря собственным глазам, уставилась на не менее удивленного моим появлением Франко Калабрийца, того самого, кто одним из первых присягнул мне на верность перед тем, как появился де Кресси с приказом изловить и повесить короля бандитов.

– Франко! Не могу поверить! Каким ветром тебя занесло в Марсель, чертяка? Почему ты здесь, а не в Париже?

А он, прежде чем ответить, оглядел собравшихся, с любопытством наблюдающих за нашей встречей, и неожиданно грозно рявкнул:

– Ну что уставились, олухи? На колени перед королевой Розой! – и сам первым подал им пример.

Дрожь пробежала по всему телу, когда все как один вокруг нас опустились вниз, всем своим видом выказывая покорность и готовность служить.

Моя собственная армия… разве не об этом я мечтала? И пусть она пока совсем маленькая. Дайте мне только срок, и она разрастется до таких размеров, рядом с которой военная мощь французского короля покажется жалкой горсточкой новобранцев. Чего уже говорить о силах генерала Айвана?

Патрис в раздражении опустил занавеску, за которой исчез проплывающий мимо ландшафт, за возможность еще раз увидеть который еще совсем недавно он готов был продать душу дьяволу.

Нужно было быть последним глупцом, чтобы надеяться на то, что сумасбродная девчонка останется на корабле и не попытается и в этот раз поступить по-своему. Сильному духу воина было слишком тесно в хрупкой и женственной оболочке, в которой он вынужден был обитать, и он всеми силами искал способы вырваться наружу. И как бы больно ни было это признавать, несмотря на все свои чувства, Патрис никогда не сможет стать ровней этой юной и такой еще невинной девочке. И дело было вовсе не в ее высокородном происхождении… Разве можно подчинить себе ветер? Или успокоить беснующееся море во время шторма? А огонь… Кто устоит перед несущимся вперед и разрушающем все на своем пути пожаре?

Шанталь была подобно стихие, дикой и необузданной, и любые попытки подчинить ее своей воле заведомо обречены на провал. Она просто сметет любое препятствие со своего пути и продолжит движение в том направлении, которое изберет сама.

Что же в таком случае остается делать Патрису со всей его любовью, которая, как он чувствовал, Шанталь была не нужна? Уйти из ее жизни и больше никогда не встречаться? При одной только мысли, что лишится возможности видеть любимое лицо, слышать ставший таким родным звонкий смех и хоть изредка прикасаться поцелуем к нежным и трепетным в минуты страсти губам…

Нет, лучше смерть! Что бы ни случилось, он никогда не сможет оставить ее, потому что это означало бы лишиться всего самого дорогого, что у него было, – жизни!

Она – королева по праву рождения, и он, как простой дворянин, обязан смириться с тем, что никогда не станет для нее кем-то больше… Так пусть же поступает так, как считает нужным. Он готов присягнуть ей на верность и поклясться служить до последнего вздоха, потому что она – воздух, которым он дышит, и кровь, бегущая по венам и питающая его бедное сердце, бьющееся ради нее…

– Стой! – он с силой стукнул по стенке экипажа, заставив кучера от неожиданности подпрыгнуть на месте, что едва не стоило тому жизни, так как он едва не свалился с козел прямо под колеса несущейся на полном ходу кареты. – Поворачивай обратно! Живо! Мы возвращаемся!

Только бы успеть, пока «горячая голова» не вляпалась в очередную неприятность, из которой придется ее вызволять.

– После публичной казни «Короля Тюн» все изменилось, Роза. С подачи твоего приятеля де Кресси предательницу Аньес повесили на Гревской площади, выдав ее за королеву бандитов.

– Но как? Разве она не пыталась это отрицать?

– С отрезанным языком? Не смеши меня, девочка. Она получила то, что заслужила, и поверь, никто не пролил ни слезинки по этой ведьме, по вине которой в свое время погибло много славных ребят. Лишившись единого вожака, главари банд в надежде повысить собственный авторитет начали нападать друг на друга, что в конечном итоге привело к ослаблению наших позиций, чем тут же поспешили воспользоваться полицейские силы вместе с королевской гвардией. Начались массовые чистки. Нам больше негде было прятаться, пришлось в спешке бежать из столицы. Теперь, сама видишь, побираемся по привинциям, куда еще не добралась карающая длань отпрыска де Бурбонов.

Мы устроились на камнях возле небольшого костра, плохо защищавшего от холода зимней ночи. На установленном треножнике висел объемный котел с малоаппетитным на вид и на запах месивом, периодически помешиваемым бойкой старушкой с поварешкой в руках. С явным удовольствием она отвешивала подзатыльники каждому, кто, теряя терпение от голода, пытался приблизиться к ее кулинарному шедевру в надежде поглубже вдохнуть аромата горячей еды. Жмущиеся ближе друг к дружке беспризорники в рванье вызывали неимоверную жалость и злость на себя от того, что бессильна им помочь. Хотя…