Кара Барбьери - Король гоблинов [litres]

– Яннеке, – тихо сказал Сорен, – не соглашайся. Мы найдем другой способ.

– Яннеке, – с другой стороны окликнул Роуз, – я с радостью пожертвую собой во имя блага всего Пермафроста. Не ходи.

– А вы? – Я повернулась к остальным спутникам. – Сеппо, Диаваль, от вас никаких возражений?

– Если кто-то и сумеет справиться с испытанием, то только ты, – пожал плечами полукровка. – Ты не перестаешь меня удивлять, раз за разом доказывая, насколько сильна. А потому ставлю на тебя.

– Дело не в том, что я не верю в тебя… – начал было Сорен, но я вскинула руку, прерывая его.

– Я понимаю. Прекрасно понимаю желание защитить и уберечь. Но это говорят инстинкты и страх.

– Не буду лгать, заверяя, что все получится, – вздохнула Диаваль, – так как не представляю, что тебя ожидает. Однако, если это треклятое испытание – наш единственный вариант, то хочу верить, что тебе хватит сил его пройти.

– Я согласна, Хель, – сделав глубокий вдох, громко объявила я.

Затем обошла гигантские корни мирового древа в поисках самого удобного для прыжка зазора, кожей чувствуя взгляды товарищей и Лидиана. Последний в кои-то веки не казался всеведущим и насмешливым, скорее заинтригованным, словно не понимал, что происходит. На секунду на его лице даже промелькнуло уважение, но тут же исчезло.

Вскоре я обнаружила достаточно большой просвет между корнями, чтобы беспрепятственно совершить прыжок в бездну, и повернулась в последний раз посмотреть на друзей. Никто не знает, в какой мир приведет меня Гиннунгап, но на случай, если их там не существует, я хотела запомнить любимые лица до последней черточки. Сорен ободряюще мне кивнул и улыбнулся. Он в меня верил.

Я решительно повернулась к зияющей бездне, еще раз глубоко вдохнула и прыгнула в непроглядный мрак.

Я не знала, чего ждать при прыжке, но предполагала, что буду падать. Вместо этого возникло ощущение подъема, словно тело парило в воздухе, застыв в пространстве и времени. Я приоткрыла зажмуренные глаза и увидела простиравшиеся повсюду корни гигантского древа. Они проносились мимо лица, я схватила один из белесых отростков. Зрение тут же помутилось, как при путешествии между мирами.

Я поняла, что в этот раз очутилась не только в другом месте, но и в другое время, так как стояла в доме живых родителей и наблюдала, как они дубили шкуры, сшивали их вместе, вымачивали белую шерсть и перекладывали белые меха. Даже обувь была изготовлена из белой кожи.

Я, которая на самом деле не являлась мной, вздрогнула. В сознании бился чужой голос и велел немедленно убегать, уверяя, что мой образ мышления здесь не примут. Но где – здесь? И почему я тут находилась? Почему считала, что должна быть в совершенно другом месте? Разве я не наблюдала за работой родителей уже много недель? Разве не слушала, как матушка рыдает, когда думает, что все уснули? А остальные жители деревни – как мужчины, так и женщины – разве не обращались со мной намного добрее, чем раньше? И почему сестры так часто повторяли мое имя детям, словно не были уверены, что те услышат его когда-то снова?

Я неловко переминалась на пороге родного дома, не в состоянии унять непонятную дрожь. Откуда взялась мысль о необходимости находиться где-то еще? Здесь – мой дом. Это – мое собственное тело. Почему же все кажется чужим? Нет, все правильно, иначе и быть не может. Ко мне подошла сестра, проводила к месту у очага, где укутала одеялом, точно больную, и оставила отдыхать.

– Яннеке, – нежно произнесла мать, становясь подле меня на колени и целуя в лоб. Мы с ней никогда не ладили так хорошо, как с отцом, будучи слишком разными. Но любили друг друга, выражая чувства взглядами и прикосновениями. Но сейчас она едва не плакала. – Моя дорогая девочка.

– Что случилось? – заморгала я от удивления, услышав редкое упоминание моего пола. – В чем дело?

Родители обменялись взглядами. Казалось, они оба вот-вот разрыдаются. Я ощутила, как в душе зарождается беспокойство. Тут отец тяжело вздохнул и принялся рассказывать об обстоятельствах моего рождения, о едва не забравшем меня гоблине, о заключенном с ним уговоре не приближаться к деревне до моего восемнадцатилетия.

Я слушала с ужасом и замешательством. Совершеннолетие приближалось. А это значило… Что вскоре явится гоблин и заберет меня «домой» в Пермафрост для… чего? Вряд ли жизнь в царстве вечной зимы у жестокосердных монстров могла быть приятной.

Наверняка отец пошутил. Хотя шутка вышла совсем не смешной. Не верилось, что земля, какой бы она ни являлась волшебной, сумела вернуть мертвого младенца к жизни. А настоящий гоблин ни за что не согласился бы на условия отца и не стал бы ждать, пока мне исполнится восемнадцать лет, а просто отнял, в придачу спалив всю деревню. Не говоря уже о безумных заявлениях, что Пермафрост приходится мне домом. Одна из сестер как-то родила ребенка в реке, но никто не говорит, что ему следует теперь отправляться туда жить.

В сознании снова шевельнулась посторонняя мысль, как и чуть раньше. Кажется, какое-то воспоминание старалось пробиться на поверхность. Но я не могла думать ни о чем, кроме недавних новостей, а потому проковыляла на неверных ногах к выходу из дома и упала на землю снаружи, извергая съеденное. Что стало тому причиной: болезнь или ужас? Родители готовили погребальное облачение для меня. Теплые, подбитые мехом одежды, предназначенные для Пермафроста. Вот куда я отправлюсь. На верную смерть.

– Мне так жаль, дитя мое, – произнес отец, наклоняясь ко мне и кладя руку на плечо.

Меня снова вырвало. Он же поглаживал по спине, пока спазмы в опустошенном желудке не прекратились. Я обессиленно распростерлась на холодной, промерзшей земле. Хель, каково же будет тогда в Пермафросте?

– Когда? – спросила я, и мой голос надломился от боли.

– На следующее полнолуние, – отозвался отец.

Они с матерью обняли меня, и я провалилась в беспамятство. Когда же вновь открыла глаза, то увидела перед собой переплетение корней мирового древа, которые простирались вверх и вниз, насколько хватало зрения. Я лежала на левом боку вниз головой на одном из отростков. Это вызывало странное ощущение, словно взгляд в зеркальное отражение. Раздался голос Хель, доносящийся одновременно со всех сторон.

– Каждый корень символизирует разные воплощения твоей судьбы. Докажи, что нынешний путь, который принес столько страданий и привел к стремлению освободить дух злейшего врага, и является единственным желанным для тебя. Покинуть другие миры можно с помощью корней, клыков и железа, либо же остаться там навсегда.

Богиня захохотала, а я сорвалась и врезалась в соседний отросток. А затем очутилась на границе Пермафроста, облаченная в белые погребальные одежды, с таким отчаянием и болью изготовленные родителями. Однако глубоко в складках белых кож и мехов был спрятан железный нож, даря надежду защититься от гоблина. От гоблина, который так пристально рассматривал меня необычными фиалковыми глазами, что хотелось сделать шаг назад.