Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Оба смотрели в одну сторону отсутствующим взглядом, как собаки, привязанные в тени. Они наблюдали за бесконечными перемещениями воинов среди палаток. За армией Среднего Севера. Они наблюдали за пыльными дьяволами, кружащимися среди бесчисленных вымпелов и знамен.

– Он сказал тебе? – спросил Цоронга. – Твой маленький жрец… Он сказал тебе, чего… чего она хочет?

Сорвил повернулся и посмотрел на своего друга широко раскрытыми настороженными глазами. Он знал, что может довериться этому человеку, – если понадобится, даже доверить ему собственную жизнь, – и это давало ему успокоение, какого он не знал никогда раньше. Цоронга был настоящим благодетелем. Но Сорвил также знал, что не может доверять своему лицу, не может рисковать сказать что-либо из-за теней, которые Анасуримбор увидит в нем.

– Да, – ответил он, оглядываясь на людей, участвовавших в Ордалии. – Что сделано, то сделано.

Когда наследный принц, наконец, удалился, Сорвил отступил от заходящего солнца во мрак своего шатра и вытащил из-за пояса мешочек. Грязь по его краям высохла и превратилась в пепел. Он смахнул ее дрожащими пальцами, впервые заметив головокружительные узоры, выжженные на вековой коже. Полумесяцы. Полумесяцы внутри полумесяцев.

«Сломанные круги», – решил он, мельком взглянув на вышивку, сделанную по подолу его туники золотыми нитями.

Сломанные Кругораспятия.

Он вытащил потрескавшийся бронзовый зажим, который удерживал клапан мешочка закрытым. Он уже знал, что там находится, так как, будучи королем Сакарпа, был также верховным хранителем сокровищницы. Тем не менее он наклонил мешочек так, чтобы удержать эту вещь в своей мозолистой ладони – сферу из древнего железа…

Хору. Священную Слезу Господню.

Свайальский Договор образовал свой собственный лагерь внутри большого лагеря. Каждый раз, когда войско вбивало колья в землю холмистого или истоптанного пастбища, палатки ведьм украшали узорами туманную перспективу вокруг, образовывая овал сияющей охры среди беспорядочных фаланг холста. Наследники сидели и размышляли над этим зрелищем немало вечеров, как и любой другой отряд в армии. Чарампа, в частности, был склонен мечтать вслух. Он называл лагерь ведьм амбаром или зернохранилищем. Здесь его «младший брат» умирал с голоду, но «амбар» оставался закрытым. Несколько раз Чарампа вскакивал на ноги, чтобы показать крючок, задирающий его одеяния, и кричал, требуя еды, чтобы накормить своего «младшего брата». И хотя все вокруг очага Цоронги смеялись в безумном веселье, постепенно они тоже стали ворчать из-за волшебниц, хотя и крайне неохотно, опасаясь спровоцировать принца Чингулати. Чарампа был слишком привязан к своему «младшему брату».

Он также был причиной того, что ни одна из ведьм не покидала женский лагерь, за исключением Анасуримбор Сервы. По мере того как дни складывались в месяцы, а воспоминания о женах и любовницах становились все более неуловимыми, знаменитые ведьмы свайали, «монахини», становились своего рода наркотиком. Немало «младших братьев» задыхались из-за простого взгляда или слухов.

Поначалу Сорвил не имел ни малейшего понятия, почему он бродит по лагерю в поисках «амбара». Он пролежал на своей койке несколько часов, придавленный усталостью, непохожей ни на одну из тех, что он знал, которая заставляла его тело трястись, как будто он был не чем иным, как головой и конечностями, пришитыми к куче внутренностей. Он смотрел на матерчатый потолок, видя в мокрых пятнах на нем зловещие предзнаменования, ощущая боль от постоянного отсутствия Порспариана. А потом он встал, подгоняемый беспокойством, которое не мог полностью почувствовать. И вот он уже куда-то шел.

Сначала юноша решил, что разыскивает свайальских ведьм, потому что ему нужно было поблагодарить Анасуримбор Серву за спасение. Но этот повод, при всем его удобстве, быстро был признан неискренним. Самым неприятным фактом было то, что Сорвил не испытывал никакой благодарности. Из многих особенностей Трех Морей, которыми Цоронга призывал брезговать и над которыми он насмехался, ни одна не вызывала у Наследников такой резкой ярости, как ведьмы. Цоронга считал их хуже шлюх и уж точно более проклятыми, чем шлюхи. «Они делают ямы из своих ртов», – сказал он однажды, имея в виду древнее осуждение Бивнем проституток. Но отсутствие благодарности у Сорвила не имело ничего общего с неприязнью к распутным женщинам. Поскольку в Сакарпе всякое колдовство считалось анафемой, свайали казались ему не более чем зловещей аномалией. Еще одно извращение Трех Морей.

Нет. Он не чувствовал никакой благодарности, потому что больше не считал свою жизнь подарком.

Звезды туманили небесный свод своим светом. Облака, похожие на клочья натянутой шерсти, создавали иллюзию твердой поверхности, так что смотреть вверх было все равно что глядеть в абсолютно прозрачные воды, в океан алмазной пустоты. Все дороги в лагере были почти заброшены. Если бы не странные голоса и стоны больных, Сорвил подумал бы, что здесь нет людей. Может быть, дело было в сочетании тихого и прохладного воздуха, а может быть, в зловонии, которое пропитывало каждый его вдох, но место выглядело древним и призрачным, и тени, казалось, кипели невидимыми угрозами.

«Зернохранилище» он нашел скорее случайно, чем благодаря безошибочному чувству направления. Он сбавил скорость и стал осторожно прогуливаться, когда в поле его зрения появились провисшие пирамиды крыш женского лагеря. Это были айнонские палатки – разновидности зонтиков, с одним шестом, поднимающим квадратную раму, которая образовывала украшенные кисточками края крыши. Они стояли друг против друга, повернув свои входы внутрь, так что их войлочные спины могли стеной окружить лагерь ведьм. Сорвил слышал историю о том, как какой-то галеотский дурак сжег свои пальцы до огрызков, пытаясь прорезать глазок в одной из смазанных маслом панелей. Но кто знает, были ли эти слухи правдой или чем-то точно рассчитанным, чтобы помешать галеотским глупцам вырезать глазки. В конце концов, великий магистр свайали была из семьи Анасуримбор.

Сорвил следовал по внешнему кольцу лагеря, прислушиваясь к голосам, которых не мог слышать, и волосы на его руках покалывало от тревожного ожидания колдовства. Перед его мысленным взором появлялись ведьмы, висящие над огромной, как океан, Ордой, и он никак не мог придумать, что делать дальше. Двойные факелы на шестах освещали вход, отбрасывая охристые пятна на голубые стены шатра. Двое мужчин в тяжелых доспехах стояли между ними, разговаривая столь же приглушенными, как тусклый свет факелов, голосами. Они замолчали сразу же, как только заметили его.