Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

И все это во имя заключения союза с десятитысячелетним королем.

Еще один вопрос, мешающий их беседам.

Пройас вгляделся во мрак палаточных высот. Только три жаровни были зажжены – они казались маленьким островком света, окруженным полускрытыми знаменами с Кругораспятием, а также стенами и панелями, такими тусклыми, что они казались не более чем призраками строений.

Рабы и чиновники удалились, унося с собой атмосферу карнавальной суеты. Если не считать призрачных охранников, расставленных по периметру зала, их было всего двое.

– Я отложил в сторону гаремные четки, – сказал Келлхус. – А ты находишь моих жен уродливыми…

Экзальт-генерал громко кашлянул, так сильно было его смятение.

– Что?

– Твой вопрос, – усмехнулся Келлхус. Он говорил сухим, теплым тоном друга, всегда жившего на несколько шагов ближе к миру, который приносит истина. – Ты удивляешься, как это возможно – сомневаться, столько лет являясь свидетелем чудес.

– Я… Я не уверен, что понимаю вас.

– Есть причина, по которой люди предпочитают, чтобы их пророки умерли, Пройас.

Келлхус искоса поглядел на своего экзальт-генерала, приподняв одну бровь, словно спрашивая с любопытством: «Вот видишь?»

И Пройас действительно видел – он понял, что все это время понимал. Его вопрос, внезапно осознал он, был вовсе не вопросом, а жалобой. Он не столько сомневался, сколько тосковал…

Для простоты простой веры.

– Мы начинаем верить, когда становимся детьми, – продолжал Келлхус. – И поэтому делаем детские ожидания нашим правилом, мерой того, чем должно быть святым… – Он указал на орнамент вокруг них, скудный по сравнению с кровавым пейзажем на юге. – Простота. Симметрия. Красота. Это всего лишь видимость святого – позолота, которая обманывает. То, что свято – то трудно, уродливо и непостижимо в глазах всех, кроме бога.

Как раз в этот момент сенешаль-пилларианец объявил о прибытии гостей.

– Помни, – прошептал Келлхус материнским тоном. – Прости им их странности…

Из мрака вынырнули три широкоплечие фигуры, закутанные в черные плащи с капюшонами, которые блестели, словно после дождя.

– И берегись их красоты, – добавил император.

Первая фигура остановилась прямо под ними и отбросила назад свой плащ, который скользнул на пол и стал похож на лужу из смятых складок вокруг каблуков его сапог. Его бледная лысая голова блестела, как холодный бараний жир. Его лицо вызывало тревогу, как своим совершенством, так и сходством со шранками. Он был одет в кольчугу, которая одновременно была и платьем и которая сбивала с толку тонкостью своей работы: бесчисленные цепочки в виде змей размером не больше обрезков детских ногтей.

– Я – Нин’сариккас, – объявил нелюдь на высоком куниюрийском наречии, которое Пройас изучал годами, чтобы читать саги в оригинале. – Изгнанный сын Сиола, посланник его самой утонченной славы, Нил’гиккаса, короля Инджор-Нийяса… – Его поклон оказался далеко не таким низким, как того требовал джнан. – Мы долго и упорно скакали, чтобы найти вас.

Келлхус смотрел на него так же, как на всех грешников, которые поднимались к его ногам: как на человека, который, спотыкаясь, выбрался из зимнего запустения в теплое, знойное сияние лета. Впервые Пройас осознал, что нелюдь стоит обнаженный под сиянием своей нимильской кольчуги.

– Ты удивлен, – сказал Келлхус голосом, который легко соответствовал мелодичному звучанию голоса нелюдя. – Ты думал, что мы обречены.

Змейки на кольчуге гостя замерцали. Сверхъестественные глаза посмотрели вправо от аспект-императора – на магический гобелен, понял Пройас. Ему стало ясно, что имел в виду Келлхус, говоря о странностях. Что-то в поведении нелюдя было совершенно неожиданным.

– Нил’гиккас шлет тебе привет, – сказал Нин’саримои. – Даже в столь темный век свет, которым сияет аспект-император, видят все.

Львиный кивок.

– Значит, Иштеребинт с нами?

Смутная рассеянность эмиссара сменилась откровенной наглостью. Вместо ответа Нин’саримои окинул взглядом просторное помещение, в котором они находились, а затем с отстраненной сдержанностью тех, кто тщательно скрывал свое отвращение, посмотрел на Пройаса и на стоявших по бокам от него пилларианских гвардейцев. Выдержав этот нечеловеческий взгляд, Нерсей испытал странный укол телесной неполноценности, который, как он представлял себе, кастовые слуги испытывают в присутствии знати: ощущение, что они телесно и духовно хуже.

Нелюди стояли неподвижно с гордостью, которая уже давно пережила их славу, подобно ангелам давно умершего бога. Только выражение лица и манеры аспект-императора делали их карликами – он был солнцем для их луны.

– Память о предательстве твоего предка… – ответил, наконец, эмиссар, и его взгляд задержался на Пройасе, – ярко горит вместе с нами. Для некоторых имя Анасуримбор издавна было самим названием человеческого высокомерия и беспорядка.

При этих словах несколько пилларианцев слегка вытащили свои палаши из ножен. Пройас быстро поднял руку, чтобы остановить их, зная, что нелюдь говорит с высоты веков, что для них поколения людей так же быстротечны, как мышиные. У них не было могил, чтобы проглотить свои древние обиды.

Келлхус ничем не выдал, что оскорблен. Он привычно наклонился вперед, уперся локтями в колени и сцепил руки в ореоле.

– Иштеребинт с нами?

Долгий, холодный взгляд. Впервые Пройас заметил, как двое нелюдей, сопровождавших Нин’сариккаса, опустили глаза, словно испытывая ритуальный стыд.

– Да, – ответил эмиссар. – Священный ишрой Инджор-Нийяса добавит голос и щит к твоей Ордалии… Если ты снова возьмешь Даглиаш. Если ты почитаешь Ниом.

Пройас никогда не слышал о Ниоме. Он знал, что Даглиаш – это крепость, которую древний верховный норсираец возвел для защиты от Голготтерата. Вполне логично, что нелюди захотят получить какую-то гарантию успеха, прежде чем испытывать судьбу.

– Ты видел, какую резню мы учинили? – воскликнул Келлхус с видом более пылкого правителя. – Ни одна столь великая Орда не была побеждена. Это не удалось Пир-Пахалю. Не удалось Эленеоту. Ни одна эпоха людей или нелюдей не видела такого воинства, как то, которое я собрал! – Он встал, чтобы заглянуть в нечеловеческое лицо эмиссара, и каким-то образом мир, казалось, наклонился вместе с ним, мутный от рева неосязаемых вещей.

– Великая Ордалия достигнет Голготтерата.

Экзальт-генерал видел бесчисленное множество людей – сильных, гордых людей, – съежившихся под божественным взглядом аспект-императора. Так много, что это стало казаться законом природы. Но Нин’сариккас оставался таким же далеким, как и прежде.

– Если ты вернешь себе Даглиаш. Если вы почитаете Ниом.