Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Тот день в Шайме, когда Келлхуса провозгласили аспект-императором. Пройас поймал себя на том, что прочищает горло и отводит взгляд. Прошло двадцать лет, двадцать лет тяжкого труда и борьбы, и все же образ его старого учителя, одиноко стоящего перед святым аспектом-императором, мучил его так же настойчиво, как и прежде. Воспоминание, похожее на полученный в детстве ожог, который уже не болит, но оставил на теле слишком сморщенный след, чтобы его неприятно было трогать ленивыми пальцами.

– Я любил Акхеймиона, – сказал Нерсей.

Как может мальчик, особенно такой любознательный и не по годам развитый, не любить своего первого настоящего учителя? Дети чуют разницу между долгом, который является всего лишь формой самоуважения, и характером подлинной заботы. Акхеймион учил не служить, а учить, он вооружал заблудшего мальчика против капризного мира. Он учил молодого мастера Пройаса, а не второго сына конрийского короля.

– Но это беспокоит тебя… – сказал Келлхус. – То, что такая мудрая и нежная душа осудила бы меня.

– Он был отвергнут женой, – тяжело вздохнув, ответил Пройас. – Ни один рогоносец не обладает мудрой и нежной душой.

Он вспомнил, как Акхеймион приходил к нему – когда должен был умереть. В Карасканде тогда началась Первая Священная война. Он вспомнил свою собственную трусость, вспомнил, как он избежал разочарования, отказавшись смотреть, как колдун впитывает в себя новости о невозможном…

О том, что Эсменет, его жена, оставила надежду и обратилась к постели Воина-Пророка.

– И все же это беспокоит тебя.

Экзальт-генерал пристально посмотрел на своего Лорда-Бога, поджав губы, чтобы не выдать себя.

– Да.

– Настолько, что ты прочел его «Компандиум».

Пройас улыбнулся. Много лет он гадал, когда же Келлхус раскроет эту его маленькую тайну.

– Я читал палимпсест, краткое изложение обвинений, выдвинутых против вас, – признал он.

– Ты поверил этим обвинениям?

– Конечно, нет!

Святой аспект-император нахмурился, словно обеспокоенный горячностью своего отрицания. Он опустил взгляд на огонь, кружащийся в загадочном восьмиугольнике его очага.

– Но с чего бы это, если они правдивы?

Маленькое видящее пламя с хрипом ворвалось в тишину.

Экзальт-генерал в полном недоумении уставился на своего Лорда-Бога. Простота его одежды. Священный профиль его лица, длинные черты, глубокие из-за архаичной стрижки его бороды и волос, мудрые из-за ясности взгляда. Медленное свечение вокруг его рук, как будто невидимые облака вечно разрывались над ними.

– Что… О чем вы говорите?

– То, что люди для меня – дети, именно так, как он говорит.

– Как вы для нас отец!

Анасуримбор Келлхус смотрел на Пройаса совершенно бесстрастно.

– Какой отец убивает так много своих сыновей?

Что это за меланхолия? Что это за сомнения? После такой долгой кампании, пережив столько бедствий, как мог человек, который придавал всему этому смысл, задавать такие едкие вопросы?

– Божественный, – провозгласил экзальт-генерал, повысив голос вместо своего господина.

Шранки становились все смелее по мере того, как рос их голод. Вскоре уже не проходило и дня, чтобы не было слышно о какой-нибудь жестокой стычке. Когда кидрухили, уязвленные потерей целых двух отрядов, одним из которых командовал младший сын короля Коифуса Нарнола, Агабон, осмеливались вести разведку или вообще патрулировать окрестности, они делали это, усилив свои ряды. Армия Среднего Севера выступила и расположилась лагерем, готовая к борьбе. В течение дня они собрались в огромный, длиной в милю шеврон, с тяжеловооруженными туньерами в авангарде, галеотами на левом фланге, тидоннцами на правом и всем багажом, разбросанным позади и между ними. Ночью они выстроили свои лагеря плотными концентрическими кругами, причем четверть их числа была назначена для защиты периметра поочередно. Учения проводились через неравные промежутки времени, чтобы каждый человек знал свое место. Постоянно отстающих публично пороли плетьми. Последние отряды на линии были назначены убирать отхожие места.

Несмотря на растущее изнеможение, участники Ордалии во время марша пели – по большей части заудуньянские песни, но также и народные напевы из своих далеких селений. Одни были непристойны и веселы, другие меланхоличны, но особенно популярна была одна песня, «Плач нищего». В некоторых случаях группы численностью больше тысячи человек начинали кричать, оплакивая все, начиная от фурункулов на заднице и кончая оспой на руках и ногах, но в ответ на это тысячи других жаловались на еще более ужасные недуги. Один человек, в частности галеотский агмундрмен по имени Шосс, особенно прославился веселостью своей лирики.

Так армия Среднего Севера, смеясь, двинулась в тень собирающейся Орды.

Юмора на вечерних советах Кайютаса не было. Принц Империи всегда начинал с того, что настаивал, что у него нет никаких известий о доме, опережая таким образом неизбежный поток вопросов. Он объяснил, что его встречи со священным отцом были слишком редкими и слишком краткими, чтобы позволить себе задавать подобные вопросы, особенно когда они сталкивались с такими серьезными проблемами.

Ситуация со снабжением стала по-настоящему опасной – настолько, что нормирование рациона уменьшило количество рабов, которые шли с Ордалией, до половины того, что им требовалось, чтобы окупить свои ежедневные расходы. В самом деле, болезни, возникающие из-за недоедания, начинали захватывать их все в большем количестве, так что десятки людей погибали каждый день.

Присутствие рабов, напомнил Кайютас своим командирам, было лишь одной из многих уступок, на которые пошел его священный отец, чтобы умиротворить кастовую знать. Скоро он потребует от них взамен жертвы. Принц Империи приказал им вспомнить Первую Священную войну и позорную резню последователей Лагеря.

– Когда придет время, каждый убьет своего раба, – сказал он. – Каждый. Те, кто этого не сделает, будут казнены вместо своих рабов. Помните: жестокость – это только несправедливость при отсутствии необходимости. Сострадание. Щедрость. Все это скоро станет грехом из-за своей чрезмерности.

Ему не нужно было говорить очевидное: что если добытчики не начнут приносить дичь в гораздо больших количествах, то такая необходимость придет к ним в течение нескольких дней. У них не было даже пастбищ, достаточных для пони и вьючных животных, из-за засухи и растрескавшейся земли.

Как всегда, разговор вернулся к причине их положения – к Орде. Кайютас опрашивал своих кавалерийских командиров, одного за другим, извлекая военную мудрость из их наблюдений: тактику, чтобы выманить их для легкой резни, то, как относительный голод этих существ предсказывал их агрессию, и тому подобное.