Ричард Бэккер - Воин Доброй Удачи [litres]

Деятельные. Беспощадные. Хитрые. Именно эти слова лучше всего описывали скюльвендов. Она знала это, потому что знала Найюра урс Скиоата и потому что вырастила его сына, Моэнгхуса, как своего собственного.

Хотя ее генералы смотрели только на перспективу отомстить за своих товарищей в Шайгеке, она знала, что зачистка скюльвендской границы – это риск, безумный риск. Несмотря на то что в остальном империя была разгромлена, Келлхус оставил три отдельные колонны охранять брешь, и не без причины.

Но Фанайял и проклятые ятверианцы не оставили ей выбора. План состоял в том, чтобы ввести как можно больше войск в Гедею, в то время как имперская армия Запада собиралась в Асгилиохе. Хиннерет можно было снабжать по морю. Генерал Антирул заверил правительницу, что к концу лета у них будет пять полных колонн, готовых отбить Шайгек. Хотя все присутствующие понимали намерения Фанайяла, никто не осмеливался говорить об этом в ее присутствии. Разбойник-падираджа напал не столько на империю, сколько на ее легитимность.

Он будет страдать за это. Впервые в жизни Эсменет поймала себя на том, что злорадствует над перспективой уничтожить другого человека. И это нисколько не беспокоило ее, хотя она знала, что ее прежнее «я» в ужасе отшатнется от столь темных страстей. Фанайял аб Каскамандри будет молить ее о пощаде прежде, чем все будет сказано и сделано. Ничего не может быть проще.

Кроме того, она регулярно встречалась со своим наставником шпионов Финерсой и доверенным визирем Вем-Митрити. Императрица боялась, что Финерса, который всегда казался хрупким из-за своей нервной напряженности, согнется под невероятными требованиями, которые она предъявляла к нему. Но если уж на то пошло, этот человек процветал. За неделю, после падения Иотии, Финерса почти полностью восстановил свою шпионскую сеть по всему Шайгеку. Когда Эсменет спросила его о предлогах, которые она могла бы использовать для ареста Кутиаса Пансуллы, он заключил этого человека в тюрьму на следующий вечер, позволив ей поставить Биакси Санкаса на его место в Императорском Синоде.

Точно так же она боялась, что Вем-Митрити в буквальном смысле умрет, настолько слабым он казался. Но он тоже процветал, организуя кадры из школьников, студентов и тех, кто, подобно ему, был слишком слаб, чтобы участвовать в Великой Ордалии для защиты империи. Весь мир считал, что кишауримы были уничтожены Первой Священной войной. Рассказы об их возвращении пробудили новую, почти фанатичную решимость в оставшихся учениках.

Когда она остановилась, чтобы подумать об этом, ей показалось чудом, что министры ее мужа сплотились вокруг нее. С самого начала она понимала, что величайшая сила империи – ее размеры – были одновременно ее величайшей слабостью. До тех пор пока население верит в ее силу и цель, империя может использовать почти безграничные ресурсы против своих врагов, хоть внутренних, хоть внешних. Но когда эта вера угасла, она стала растворяться в воюющих племенах. Те самые ресурсы, которые были ее силой, стали ее врагом.

Именно это и сделало падение Иотии столь катастрофичным. Да, Фанайял вверг весь Шайгек в беззаконное смятение. Да, он разрезал Западную империю пополам. Но Шайгек был лишь одной провинцией из многих, и связь между севером и югом всегда была морской благодаря великому Каратаю. Стратегически потеря Иотии была не более чем досадной помехой. Однако символически…

Кризис, с которым столкнулась Эсменет, был кризисом доверия, ни больше ни меньше. Чем меньше ее подданные верили в империю, тем меньше одни жертвовали и тем больше другие сопротивлялись. Это была почти арифметика. Равновесие шаталось, и весь мир следил за тем, в какую сторону сыплется песок. Анасуримбор Эсменет приняла решение действовать так, как если бы она верила, что досаждает всем тем, кто сомневался в ней так же сильно, как и во всем остальном, и как это ни парадоксально, все они начали верить вместе с ней. Это был урок, который Келлхус вдалбливал ей бесчисленное количество раз, и она решила никогда больше не забывать его.

Знать – значит иметь власть над миром, верить – значит иметь власть над людьми.

Тогда она с верой, с верой и искусством поднимется на великую цепь империи и восстановит равновесие на благо своих детей. У Эсменет больше не было иллюзий. Она понимала, что если потерпит неудачу, то все ее сыновья и дочери будут обречены.

А она просто не хотела – не могла! – вынести еще одной…

Еще одной смерти своих детей.

Как всегда, ее сенешаль Нгарау оказался незаменимым помощником. Чем дольше она была вовлечена в управление Новой Империей, тем больше понимала, что та обладает собственными кодексами и диалектами – и тем больше понимала не только то, почему такие люди, как Нгарау, были так необходимы, но и то, почему Келлхус, какими бы кровавыми ни были его завоевания, никогда не забывал щадить чиновников каждого завоеванного им народа. Все требовало перевода. Чем лучше владеешь управляющими ведомствами, чем меньше неверных толкований, чем быстрее делаются выводы, тем решительнее действия империи.

Единственное колесо, которое она не могла повернуть вместе с остальными, – это Тысяча Храмов. Но скоро, очень скоро она найдет решение этой дилеммы.

Благословенная императрица Трех Морей расхаживала по веранде, глядя на темный пейзаж своего города – Момемна. Она подумала о том, что все эти беспорядочные сооружения на самом деле были пусты, что их стены были немногим толще пергамента, если смотреть с такого расстояния. А еще – обо всех этих тысячах, дремлющих, как миниатюрные, бесчисленные личинки, мягкие в своих хрустящих коконах. И она планировала, как сделать так, чтобы они выжили.

– Мы идем кратчайшим путем, – сказал ей ее божественный и бессердечный муж, когда она видела его в последний раз, – по лабиринту тысячекратной мысли. Это – бремя, которое бог возложил на нас, и бремя, которому боги завидуют…

Целесообразность станет ее правилом. Таким же безжалостным, как и священным.

Она знала, что Кельмомас проснется и будет ждать ее возвращения – он всегда так делал. Просто потому, что она была так занята, она позволяла ему спать с ней в ее постели.

За исключением тех ночей, когда она звала Санкаса или Имхайласа, чтобы утешить ее.

Сам этот день кажется дерзким. Ветер был постоянным и слабым, небо – почти пустым, горизонт – чистым. Менеанорское море казалось окаменевшим берегом, темным под солнечными лучами, искрящимися через его бесконечные отверстия.

Она сидела за маленьким столиком рядом с Телиопой, наблюдая, как шрайя Тысячи Храмов выходит из тени Императорского Зала аудиенций на ослепительно сияющую веранду. Анасуримбор Майтанет. Его белое одеяние мерцало золотом при каждом шаге из-за бесчисленных золотых щепок – бивней, – вытканных по всей его длине. Его волосы были высоко и густо уложены на голове, такие же неправдоподобно черные, как и его заплетенная борода.