Ирина Фуллер - Лебединая башня

– «Искусства» никогда не вызывали отклика в моей душе. А «Атлетику» я в некоторой степени ненавидел.

«В некоторой степени ненавидел», – мысленно повторила про себя Омарейл и закатила глаза. Люди, которых она знала, обычно если ненавидели что-то, то всей душой.

– А почему? Что было не так с «Искусствами»?

– Это были бесконечно скучные уроки, на которых нам озвучивали то, что каждый любопытствующий мог прочитать в книге. Потратив куда меньше времени.

– Но никто бы не стал читать. Вот вы сейчас читаете книги по искусству?

– Время от времени, Ваше Высочество.

Она вздохнула.

– Ну, давайте представим, что на вашем месте не такой зануда…

По ту сторону стены раздался мягкий смешок. Бериота ни капли не задело то, что она обозвала его занудой. Омарейл не исключала, что ему это могло даже понравиться.

– Возможно, кто-то не прочел бы обо всех типах колонн, которые можно встретить в Астраре. И остался бы в неведении относительно того, чем живопись отличается от графики. Но большинству и не требуются эти знания. Как часто, по-вашему, служащий, парикмахер или автомеханик стоит перед выбором между треугольной композицией или композицией, основанной на прямоугольнике?

– Ладно, – протянула Омарейл. – Я не стану спорить о необходимости хотя бы немного разбираться в искусстве и, тем более, в композиции. Но скажите, дело было лишь в том, что вы считали предмет бесполезным? А что насчет… скажем, древнего языка? Вы же им тоже не пользуетесь.

– Вы правы, Ваше Высочество, дело не столько в нужности или ненужности предмета, сколько в форме подачи материала. Если бы манера, в которой преподносилась информация, была чуть более живой, воодушевленной…

– А нельзя ли просто уволить всех учителей, которые плохо ведут уроки, и нанять новых, хороших?

Бериот рассмеялся. Возможно, это был первый раз, когда Омарейл услышала его смех. Впрочем, он быстро взял себя в руки и сдержанно произнес:

– Прошу меня простить, Ваше Высочество… Вы рассуждаете как среднестатистический школьник.

Она не могла точно понять, почему ее оскорбило данное высказывание. Бериот тут же почувствовал смену ее настроения, хотя она и слова сказать не успела, и поспешил добавить:

– Я хочу сказать, каждый ученик мечтает о том, чтобы кто-то уволил нелюбимого учителя. Но обычно все сложнее, чем кажется сначала.

– Так можно сказать о чем угодно, – фыркнула Омарейл. – Но иногда полезно упростить, чтобы увидеть суть.

– Тогда давайте попробуем упростить, Ваше Высочество. Учитель – человек, а значит подвластен всем человеческим слабостям: лени, плохому настроению, банальной антипатии к конкретному ученику. Если мы поставим целью нанять в школы только идеальных преподавателей, вполне вероятно, среди них не обнаружится ни одного живого человека. Подозреваю, мы просто заменим преподавательский состав на книжки.

– Может, оно было бы к лучшему? – отшутилась Омарейл.

– Может, – отозвался Бериот. – Вам лучше знать, Ваше Высочество.

Нет, она не думала, что живое общение можно было чем-либо заменить. Чем больше она разговаривала с людьми, тем понятнее ей становилось, насколько иной опыт давал разговор с глазу на глаз. Даже Шторм, которая вела себя крайне надменно, вызывала у Омарейл симпатию. Потому что в озлобленной девушке она видела одинокого человека, неспособного найти свое место среди тех, кого недавно называла друзьями.

Вопреки сомнениям, поселившимся в душе Омарейл, на следующий день она вновь отправилась в школу. Но на этот раз ей пришлось покинуть замок гораздо раньше, так как необходимо было зайти в магазин за школьной формой. Для этого ей требовалось вновь посетить скупку золота.

Покинув Орделион, преодолев Мост Солнца и оказавшись в Парке Девяти, Омарейл с удивлением для себя отметила, как быстро этот путь из волшебного приключения превратился в рутину. Конечно, ее сердце все еще стучало от волнения, но, едва все трудности оставались позади, она начинала чувствовать себя уверенно и думала лишь о предстоящих делах.

Она взглянула на аллею парка как тогда, в первый раз, и вновь увидела эту золотую дымку, наполняющую воздух, вновь восхитилась тем, как лучи утреннего солнца проскальзывали меж покрытой росой листвы и касались земли, вновь заметила, что скамейки отбрасывали особенно длинные тени на шуршащую под ногами дорожку из мелкого гравия. Омарейл вдохнула полной грудью и почувствовала запах яблок и вереска – в августе ей часто приносили эти цветы.

Несмотря на тепло, в воздухе уже чувствовалась наступившая осень.

Выйдя на Площадь Салкан, она, оглядевшись по сторонам, перешла дорогу и вышла к улице Сола. Обменяв деньги, она выяснила, где находился магазин школьной формы, и отправилась туда. Омарейл оказалась в затруднительном положении: с одной стороны, ей не хотелось вновь терять время, и поэтому было бы разумно купить сразу несколько сменных комплектов. Но, с другой стороны, ей предстояло доставить всю эту одежду в замок, а это представлялось непростой задачей. В итоге Омарейл купила несколько предметов, надеясь, что найдет способ не перевозить домой их все.

По пути к конному трамваю она купила глиняный стаканчик с кофе – тот, первый, она хранила в своем тайнике в замке – и, наслаждаясь неспешной прогулкой, пила напиток, закусывая булочкой с корицей.

Запрыгнув в уже уходивший с остановки трамвай, она оказалась в весьма некомфортном положении: в одной руке у нее были бумажные пакеты с формой, в другой – стаканчик из-под кофе, уже пустой, но имевший все шансы испачкать новую одежду, реши Омарейл бросить его в пакет. А вагон тем временем был полон пассажиров. Лошади тронулись, экипаж дернулся, и Омарейл прижалась к пожилой женщине.

– О, простите, прошу, простите, – начала было она, но вагон снова дернулся, и теперь Омарейл отдавила даме ногу. – О, извините, пожалуйста, я совершенно…

Едва она смогла твердо встать на ноги, трамвай начал поворачивать, и Омарейл повело в сторону. Скорее инстинктивно желая схватиться за поручень, она выронила стаканчик, который перевернулся и, стукнувшись о все ту же женщину, упал на пол и разбился на черепки.

– Что за бестолковое создание! – воскликнула женщина, сердито глядя на кофейное пятно прямо на груди своего кремового платья. Пышный белоснежный ворот с воланами украшали коричневые брызги.

Омарейл вновь принялась извиняться. Все смотрели на нее, кто с любопытством, кто с осуждением, и ей хотелось просто вывалиться из салона, чтобы пассажиры поскорее забыли ее лицо. Такого стыда она не испытывала ни разу в жизни.

– Как я теперь буду в таком платье? – Щеки женщины покрылись красным румянцем. – Какой позор!