Соман Чайнани - Школа Добра и Зла. Принцесса или ведьма

– Это всё из-за бала ? – послышался голос из-за спины.

Софи повернулась к разъярённым Эстер и Анадиль.

– Это всё – чтобы показать, кто прав , – ответила она.

– От нас помощи не жди, – прорычала Эстер и ушла вместе с Анадиль.

Софи стояла, окружённая изумлёнными учителями, учениками, волками и феями, прислушиваясь к собственному частому дыханию. Потом медленно подняла голову.

Тедрос гневно смотрел на неё со стены стеклянного замка. В слабом свете зимнего солнца его молочно-белое лицо казалось окружённым красной каймой.

Софи посмотрела ему в глаза, её сердце было полно решимости.

Он полюбит её в ответ. Ему придётся.

Потому что она уничтожит его, если он посмеет влюбиться в кого-то ещё.

Спрятавшись под кружевными подушками, Агата слышала лишь эхо трёх ужасных слов.

ЖИВИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ.

Какой жизнью? До Софи она помнила только мрак и боль. Благодаря Софи она почувствовала себя нормальной и кому-то нужной. Без Софи она просто уродина, ничто…

У Агаты похолодело в животе.

У ведьм никогда не бывает собственных сказок.

Без Софи она – ведьма.

Агата просидела шесть дней взаперти в своей комнате, слушая крики одноклассников, страдавших от всё новых нападений. Все межшкольные мероприятия, включая обеды и уроки выживания в сказках, бессрочно отменили. Неужели во всём виновата она? В волшебных сказках ведьмы всегда всё портят… Панические крики снаружи становились всё громче, а она ощущала нарастающее чувство вины.

А потом атаки прекратились.

Собравшись в гостиных, всегдашники затаили дыхание. Но когда мирно прошли и суббота с воскресеньем, Агата поняла, что буря закончилась. Софи скоро придёт извиняться. Смотря на розовую луну, Агата обнимала подушку и молилась. Их дружба выдержит даже это.

За дверью раздалось позвякивание крылышек, и феи просунули в её комнату записку. С колотящимся сердцем она спрыгнула с кровати и схватила её враз вспотевшими ладонями…

Дорогие ученики!

До Снежного бала осталось шесть дней, и уроки на этой неделе посвящены подготовке к торжеству. Несмотря на недавние происшествия, в дальнейшем занятия отменяться не будут. Наши традиции – то, что отличает Добро от Зла. Даже в самое мрачное время Бал остаётся шансом на счастливый конец вашей истории.

Агата застонала и снова накрылась розовыми одеялами с головой.

Но, наконец уснув, она вдруг услышала слова… Бал… цель… счастье… Они парили в темноте, опускаясь всё ниже и ниже, и наконец упали в её душу, словно волшебные семена.

Раван на цыпочках прошёл к комнате 66. За его спиной ярко блестели лебеди на груди ещё шести никогдашников.

– Если нападения прекратились, может быть, она умерла? – спросил Векс.

– Может быть, злодеи не творят зла по воскресеньям? – предположил Броун.

– Или Софи наконец забыла об этом дурацком принце! – воскликнул Раван.

– О возлюбленных забыть невозможно, – угрюмо протянул Хорт, одетый в грязные шорты до колен. – Даже если они выгоняют тебя из комнаты и воруют пижаму.

– Софи вообще не должна была позволять себе любить! – возразил Раван. – Когда я впервые сказал отцу, что мне нравится девушка, он обмазал меня мёдом и оставил на ночь в медвежьей берлоге. После этого мне никто больше не нравился.

– А когда я впервые сказала маме, что мне кто-то нравится, она целый час запекала меня в печке, – согласилась Мона, её зелёная кожа побледнела. – Больше я о мальчиках не думаю.

– Когда мне впервые понравился мальчик, папа убил его.

Все остановились и уставились на Арахну.

– Может быть, у Софи просто безответственные родители, – развела она руками.

Мрачно кивнув, никогдашники прошли к погружённой в тень двери в комнату 66. Затаив дыхание, они приникли к двери ушами и стали подслушивать.

Но ничего не услышали.

– На счёт «три», – прошептал Раван. Никогдашники встали, готовясь к штурму. – Раз… два…

– Выпей это.

Голос Анадиль. Никогдашники снова прижались к двери ушами.

– Они… убивают… меня… – прохрипела Софи, затем её вырвало.

– У неё очень высокая температура, Эстер.

– Леди Лессо сказала… сны о немезисе…

– Ничего страшного, Софи, – ответила Эстер. – А теперь спи.

– К балу… мне… будет… лучше? Тедрос… обещал…

– Закрывай глаза, дорогая.

– Сны… они придут… – выдохнула Софи.

– Тс-с-с, всё готово, – сказала Эстер.

Внутри воцарилась тишина, но Раван и остальные никогдашники не двинулись. Потом послышались голоса совсем рядом с дверью.

– Сны с лицами, высокая температура, одержимость… Леди Лессо права! – прошептала Анадиль. – Тедрос – её немезис !

– Значит, она действительно встречалась с Директором школы! – шёпотом ответила Эстер. – Она в настоящей сказке!

– Тогда всей школе нужно остерегаться, Эстер. Настоящая сказка означает войну !

– Ани, нужно немедленно снова свести Софи и Тедроса вместе! Пока не начались симптомы!

– Но как?

– Твой талант , – прошептала Эстер. – Но никому ни слова! Если об этом узнают, полетят наши головы…

Она вдруг осеклась.

Раван прыгнул к остальным…

Дверь резко распахнулась, и Эстер, недобро прищурившись, выглянула в коридор.

Но там было пусто.

Утром в понедельник Агата проснулась с нестерпимым желанием пойти на уроки.

Обойдя комнату, она натянула мятый передник и стряхнула перья из подушки с грязных волос. Сколько ещё можно ждать? Софи не хочет извиняться? Софи не хочет с ней дружить? Она смяла в кулаке бумажную розу Софи и выбросила её в окно…

Я буду жить своей жизнью!

Она поискала, что бы ещё выбросить, и увидела под ногами смятый пергамент.

«Бал остаётся шансом…»

Агата подняла записку профессора Доуви и ещё раз прочитала её, сверкнув глазами.

Вот оно! Бал – действительно её шанс!

Всё, что ей нужно, – чтобы один из этих гадких, высокомерных мальчишек пригласил её! Тогда Софи подавится своими словами!

Она сунула мозолистые ноги в башмаки и затопала вниз по лестнице, перебудив всю башню.

У неё пять дней, чтобы найти пару на Снежный бал школы Добра.

Пять дней, чтобы доказать, что она не ведьма.

Бальная неделя началась весьма причудливо: профессор Анемон, на десять минут опоздав на урок, впорхнула в класс в белом платье из лебединых перьев с высоким турнюром и неприлично коротким подолом, фиолетовых чулках, блестящих подвязках и короне, больше всего напоминавшей перевёрнутую вверх ногами люстру.