Михаил Ланцов - Николай Хмурый. Западная война

Эти две парочки познакомились случайно и совершенно дурацким образом. Под конец Русско-Японской войны. В одном из домов Кореи. Норико по какой-то причине знала часть условно-русской агентуры и, в частности, Изабеллу. Та ведь и японским языком владела, и в Японии бывала, будучи завербованной ещё до войны. В конце концов, красивая девушка европейской внешности в Японии на виду, такую не спрятать. Да и племянница известного генерала – тоже фигура видная.

Вот они и «раскорячились» в одном из особняков Кореи, наставив друг на друга свои пистолеты. Норико на Изабеллу. Пётр на Норико. Александр на Петра. А Изабелла на Александра. Общение получилось сложным. Но очень ярким и запоминающимся. И вот, год спустя, они вновь пересеклись. В этот раз уже в Летнем саду Санкт-Петербурга. Блок вернулся домой, а Пётр отправился к новому месту службы. Супруги же последовали за ними. Так и начали общаться, а потом и дружить. Семьями.

Изабелла же пристроилась в Имперскую контрразведку трудиться. Имея за плечами неплохой опыт собственной работы резидентом, довольно легко охотиться на своих бывших коллег. Да и авантюрный характер сказывался, из-за чего она проявляла чудеса изобретательности. Вот с войсками и выступила вперёд, чтобы быть поближе к мужу. Тут-то её и подстрелили. Пуля прошла ногу навылет, не задев ни кость, ни артерию. Повезло. Но на какое-то время она – капитан Имперской контрразведки! – была вынуждена вот так сидеть в лазарете и бездействовать.

– Стреляют… – тихо произнесла она, прислушиваясь. – Размеренно стреляют. На штурм ещё не пошли? Просто обрабатывают выявленные цели?

– Завтра с утра должны начать.

– Ты уж не лезь на рожон.

– Без тебя?

– Без меня, – вяло улыбнувшись, ответила супруга.

– Ты знаешь, у меня работа тихая. Под пулями бегать не нужно.

– У меня тоже, – кивнув на ногу, возразила она.

– Мне тут шепнули, что тот немец не зря в тебя стрелял. Ты там что-то интересное нашла.

– Что там может быть интересного? – отмахнулась Изабелла. – Просто перепуганный, загнанный в угол мышонок. Он стрелял, потому что боялся. Просто боялся. Он не выглядел грозным защитником.

– Я видел его труп. Обычный военный чиновник. Если этот человек осмелился стрелять, да ещё в женщину, значит, всё было совсем не просто.

– Пусть, – отмахнулась супруга с улыбкой. – Хочешь потешить моё самолюбие? Пожалуйста. Я не против. Ну же, рассказывай, что я там нашла? Королевские регалии Пруссии? Ничего ценнее, полагаю, в Кёнигсберге просто не было.

– Ты зря смеёшься.

– А, оставь, – махнула она небрежно рукой.

Так и болтали. Пётр старался отвлечь её и развеселить, отвлекая от грустных мыслей о бездействии. Он специально утаил от неё то, что штурмовые группы уже начали взламывать оборону Кёнигсберга.

Имперская гвардия и так являлась классической тяжёлой пехотой нового времени. Штурмовые же группы были тяжёлыми даже по сравнению с гвардией. В них отбирали самых физически крепких, но невысоких ребят. Этаких дварфов [67]с ломовым размахом в плечах и мощной, специально прокачанной мускулатурой. Надевали на них стальные кирасы из высоколегированной стали, шлемы из такого же материала, а потом вооружали буквально до зубов.

Например, здесь использовались новейшие лёгкие штурмовые карабины – новое детище Браунинга, сделанное под заказ Императора. Этакие ППШ‐41, только с рядом нюансов, изрядно усложнивших конструкцию.

Автоматика осталась прежней, основанной на свободном затворе. Только выстрел производился с переднего шептала, а не заднего, что кардинально поднимало точность одиночной стрельбы [68]. Появился довольно сложный трёхпозиционный переключатель, позволяющий вести огонь одиночными, «тройками» [69]и непрерывной очередью. Темп стрельбы, как и у оригинального ППШ, был высок [70]. Он получился даже выше, чем у оригинала, благодаря чему плотность очереди из такого агрегата изрядно повысилась. Использование патронов .360 Mars, приближающихся по своим характеристикам к знаменитому немецкому 7,92×33 Kurz [71], существенно подняло дальность и действенность боя. Конечно, не «штурмгевер» вышел, но уже далеко и не классический пистолет-пулемёт. На 400 и даже 500 метров он мог вполне уверенно работать одиночными выстрелами, в режиме самозарядного карабина. А на дистанциях до 300 метров им уже можно было продуктивно оперировать как автоматическим оружием.

Т-образный трубчатый приклад регулируемой длины, наклонная пистолетная рукоятка, перфорированный (как и в ППШ) кожух ствола, дульный тормоз-компенсатор (у ППШ передний скос кожуха работает в основном как компенсатор, но слабо – по сравнению с конструкциями посложнее – тормозит отдачу), передняя рукоятка и большой «барабан» патронов завершали образ. Такая тяжёлая «пушка». Плюс обвес, куда штатно вошёл специальный фонарик, облегчающий зачистку затемнённых помещений. Суровая машинка. Серьёзная. По тем годам уж точно. И ею вооружена добрая половина бойцов штурмовых групп…

Штурм вёлся без излишнего героизма.

Осторожно.

Аккуратно.

При подавляющем огневом превосходстве, создаваемом локально. Пулемёты и 37‐мм гранатомёты долбили по окнам и бойницам, вынуждая противника отойти или укрыться. Под прикрытием огня подходили штурмовики, и это становилось началом конца. Гранаты чередовались с плотным огнём из скорострельного личного оружия. Пленные были не нужны, как и лишние потери. Поэтому зачистка зданий и помещений превращалась в одну сплошную череду взрывов гранат, прерываемых кратковременными всплесками перестрелок. Очень кратковременными. Обычно просто одиночные выстрелы по контуженым, раненым или убитым. На всякий случай. Для контроля. Из-за чего на фоне канонады, устроенной 340‐мм орудиями тяжёлых мониторов, не только Изабелла, но и многие не замечали штурма…

Тем временем в Санкт-Петербурге был очень непростой разговор.

– Ваше Императорское Величество, – не унимался Ренненкампф. – Вы играете с огнём!

– Друг мой, вы излишне переживаете.

– Это война! Большая и серьёзная война! И для победы в ней нужно использовать все возможные ресурсы!

– Война – это продолжение политики иными средствами. Это просто инструмент для решения тех или иных экономических или хозяйственных задач. Не более.

– Что вы такое говорите?!

– И я не хочу, чтобы после победы от моей страны остались одни руины. Зачем мне нужна такая победа? Вам – понятно. Вы раб лампы и мыслите категориями войны. Но ещё Талейран говорил, что война слишком серьёзное дело, чтобы доверять её военным. Вы слишком увлекаетесь! Вы превращаете всё в войну ради войны. А это недопустимо.

– А допустимо будет, если немцы всё-таки проведут мобилизацию и раздавят нас как лягушек паровым катком?