Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Ба-а, младший капрал Хеджес!

Танни с улыбкой стал непринужденно спускаться по берегу, руку держа на рукояти меча просто с тем, чтобы все видели, что он при нем. Хеджес затравленно покосился.

— Не лезь, Танни, — буркнул он. — Нашли его мы, так что он наш.

— Ваш? Это где, интересно, в уставе сказано, что пленных или задержанных положено обирать и оскорблять из-за того, что их, видите ли, кто-то нашел?

— Какое тебе дело до устава? И вообще хотелось бы знать, зачем ты здесь ошиваешься.

— А затем, что первый сержант Форест послал меня с моим подчиненным Желтком в караул произвести осмотр, не вышел ли кто-то из наших людей за линию заставы, да не приведи бог, если еще и с целью мародерства. И кого же я застаю, как не вас — конечно же, за линией заставы, да еще за грабежом мирного населения. Я считаю это прямым, да что там, вопиющим нарушением устава. А вы, рядовой Желток, так не считаете?

— Я, э-э…

Дожидаться ответа Танни не стал.

— Вы же знаете распоряжение генерала Челенгорма. Мы здесь для того, чтобы, наряду с прочим, завоевывать умы и сердца. А не грабить местных, как это делаете вы, Хеджес. Это недопустимо. Полное противоречие самому смыслу нашего здесь присутствия.

— Чего? — фыркнул Хеджес презрительно. — Да этот засранец генерал Челенгорм… Ха! Умы и сердца? И кто мне это говорит — ты? Ой, сейчас умру со смеху!

— Со смеху, говорите? — Танни нахмурился. — Так вы еще и смеяться? Рядовой Желток, приказываю навести заряженный арбалет на младшего капрала Хеджеса.

— А? — вытаращился Желток.

— Чего-о? — протянул Хеджес.

Танни вскинул руку.

— Повторяю еще раз: навести арбалет!

Желток поднял оружие, и мощный болт неуверенно уставился младшему капралу примерно в район живота.

— Что ли так?

— Ну а как иначе. Ну что, младший капрал Хеджес, будем все так же смеяться? Считаю до трех. Если вы не отдадите северянину мех, я прикажу рядовому Желтку стрелять. Вы всего в пяти шагах, так что кто знает, может, он в вас даже и попадет.

— Ты это, послушай…

— Раз.

— Да послушай ты!

— Два.

— Да хорош, хорош! Так и быть, твоя взяла.

Хеджес кинул шкурку северянину в лицо и сердито затопал в лес.

— Но учти, Танни, ты за это, драть тебя всухаря, заплатишь! Истинно тебе говорю.

Танни все с той же улыбкой его нагнал. Хеджес открывал рот для очередной грозной реплики, когда по голове ему жахнула капралова фляга, в наполненном виде представляющая собой недюжинный вес. Произошло это так быстро, что Хеджес не успел даже пригнуться и полетел прямиком в грязь.

— Драть тебя всухаря, капрал Танни, — сварливо поправил знаменщик.

И, должно быть, подчеркивая смысл уточнения, заехал младшему по званию ногой в пах. Затем он реквизировал у Хеджеса новую флягу, а свою, сильно помятую, повесил обратно себе на пояс.

— Это чтобы я как-то оставался в ваших мыслях.

Он перевел взгляд на нескладного дылду-напарника младшего капрала, застывшего с открытым ртом.

— Что-то желаем добавить, посох ходячий?

— Я… Мы…

— Мы или «му»? Не понял смысла. Пристрелите его, Желток.

— Что? — словно икнул нижний чин.

— Что? — в тон ему икнул и этот самый «посох».

— Да шучу я, шучу, недотепы! Черт вас возьми, неужто шевелить мозгами за всех приходится одному мне? Уволакивай своего засранца младшего капрала обратно в расположение батальона, и если я кого-то из вас снова здесь увижу, то своими руками, черт возьми, пристрелю.

Долговязый помог Хеджесу подняться — в слезах и соплях, ноги полусогнуты, на волосах кровь, — и они уковыляли в лес. Танни дождался, пока они скроются из виду, повернулся к северянину и протянул руку.

— Мех, пожалуйста.

Надо отдать должное, никаких трудностей с пониманием языка у охотника не возникло. Посмурнев лицом, он шлепнул шкурку Танни в руку. Шкуренка была, честно сказать, плевая, грубой выделки и с кислым запахом.

— Что у тебя там еще?

Танни, одну руку на всякий случай держа на мече, подошел ближе и начал обшаривать охотника.

— Мы его что, грабим?

Арбалет у Желтка был наведен на северянина, то есть в неуютной близости от самого Танни.

— А что? Или ты сам не был в свое время осужден за воровство?

— Я же говорил, что не крал.

— Вот они, слова любого вора. Это не грабеж, Желток, это война.

При северянине оказалось несколько полосок сушеного мяса, и Танни их прикарманил. Потом еще нашлось кресало с кремнем; их капрал отбросил. Денег не было, что неудивительно: монеты в этих диких краях были все еще не в ходу.

— О, у него клинок! — спохватился Желток, покачивая арбалетом.

— Свежевальный нож, болван, — Танни вынул его и сунул себе за пояс. — Потом брызнем на него кроличьей крови и скажем, что сняли с убитого названного: пари держу, что можно будет втюхать какому-нибудь олуху в Адуе.

Он реквизировал у северянина лук и стрелы — еще не хватало, чтобы тот решил вдруг выстрелить им вслед. Уж больно неприветливый у охотника вид, хотя и сам Танни вряд ли бы выглядел чересчур приветливо сразу после того, как его дважды обчистили. Подумалось, а не прихватить ли заодно и его плащ, но он вконец пообтрепался, а вообще, не исключено, принадлежал некогда Союзу. Сам Танни удачно стянул с квартирмейстерского склада в Остенгорме пару десятков армейских плащей и до сих пор не успел их все пристроить. Так что чужого добра нам не надо.

— Ну вот и все, — довольно крякнул он, отступая на шаг. — Стоило беспокоиться.

— А что теперь? — с трудом наводя не по росту большой арбалет, спросил Желток. — Мне его пристрелить?

— Ах ты маленький кровожадный гаденыш! Это еще зачем?

— Ну… разве он не разболтает своим друзьям за ручьем, что мы здесь?

— Нас тут сколько на болоте второй день сидит, четыре сотни? И ты думаешь, здесь за все это время один только Хеджес шлялся? Эх, Желток, Желток. Да они доподлинно знают, что мы здесь, можешь поверить на слово.

— Так что… мы его того, отпускаем?

— А ты хочешь утащить его в лагерь и оставить при себе ручной зверушкой?

— Нет.

— Или застрелить?

— Тоже нет.

— Тогда что?

Они втроем стояли в гаснущем свете. Желток опустил арбалет и махнул свободной рукой:

— Иди вон.

Танни мотнул головой на деревья:

— Ступай давай.

Северянин еще потоптался, поморгал и, угрюмо оглядев вначале Танни, затем Желтка, побрел в лес, сердито что-то бормоча.

— Вот тебе и умы и сердца, — вздохнул Желток.

— Вот-вот, — Танни пристраивал под полой плаща нож северянина, — они самые.

Строения Осрунга обступали Зобатого, будто наперебой спеша рассказать ему о кровопролитии. У каждого была своя история, и каждый угол начинал очередное повествование об учиненном злодействе.