Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

Отец даже не обернулся.

— Ну так оставайтесь здесь, очень вас прошу.

Он сунул ногу в стремя и вспрыгнул на коня.

— Мертвые, — прошипел Байяз себе под нос.

Финри угостила его язвительной улыбкой.

— Похоже, и вас наконец призывают в передние ряды. Заодно и полюбуетесь вблизи, как сражаются эти мураши-людишки.

Почему-то первого из магов это не рассмешило.

— Идут, идут!

Кальдер это и без того знал, а люди набились на Героев так плотно — разглядеть хоть что-то не было возможности. Мокрые меха, мокрые доспехи, оружие в глянцевых отблесках, хмурые лица. Камни в косых штрихах дождевых струй выглядели не более чем тенями, призраками среди колючего леса копий. Капли с шелестящим шепотом сеялись на металл. Ниже по склону шло сражение: до слуха доносился звон стали вперемешку с людскими криками, чуть приглушенными дождем.

Внезапно толпа тяжело всколыхнулась. Бека приподняло над землей, и он, болтая ногами, забарахтался в море напирающих, толкущихся, орущих тел. Он не сразу сообразил, что напирают не враги, а свои. Однако всюду торчали и тыкали всевозможные острия, так что вполне можно, не будучи солдатом Союза, заполучить по орехам. Если на то пошло, Рефта ведь тоже проткнуло не мечом Союза. От удара локтем в голову Бек покачнулся, а кто-то еще толчком сшиб его на колени; секунда, и руку вдавил в грязь тяжелый башмак. Встать удалось, лишь ухватившись за щит с намалеванным драконом, хозяин которого, какой-то бородач, оказался этим крайне недоволен и рявкнул на Бека.

Шум сражения становился все громче. Люди рвались — одни прочь, другие навстречу. Воины хватались за раны, кровь из-за дождя сочилась розовым; размахивали оружием в веере брызг. Все промокло, обезумело от страха и ярости. Мертвые, как хотелось бежать. Глаза щипало не то от воды, не то от слез. Главное, снова не опростоволоситься, не дрогнуть. Как там сказал Зобатый: держись за своих? Стой со своим вождем. Бек глянул туда, где болтался вымокший штандарт Черного Доу, тоже черный. Зобатый должен быть где-то там. Бек увяз в толчее; ноги скользили по взбитой слякоти. Кажется, где-то в толпе мелькнуло оскаленное лицо Дрофда. Рядом грянул рев и просунулось копье. Бек, напрягшись изо всех сил, отвел голову, и наконечник скользнул мимо уха. Над другим ухом кто-то крякнул и обмяк, оросив Беку всю руку чем-то жарким, журчащим. Бек резко выдохнул, заерзал плечами, стряхивая труп в грязь.

Толпа всколыхнулась снова, и Бека потащило влево. Открыв от усердия рот, он силился удержаться на ногах. На щеку брызнул теплый дождик, а стоявшего впереди человека как-то разом не стало, и Бек ошалело заморгал на полосу грязи с разбросанными телами, лужами в ряби дождя, обломанными копьями.

А по ту сторону полосы был враг.

Доу что-то проорал, Зобатый не расслышал. Все заглушал влажный шелест дождя и грубая многоголосица вокруг, громкая, как сама буря. Теперь-то уж приказы отдавать поздно. Наступает минута, когда человеку остается лишь действовать сообразно полученным указаниям, с верой в то, что твои люди будут поступать по-правильному и биться. Кажется, он заметил, как где-то между копьями помахивает острие Отца Мечей. Эх, надо бы сейчас быть со своей дюжиной. Держаться своих. И зачем он согласился быть при Доу вторым? Может, потому, что когда-то состоял вторым при Рудде Тридуба и думал, что если снова занять это место, то и мир станет таким, как прежде. Старый ты дуралей, все хватаешься за призраки. Поздно уже, ох как поздно. Нет, надо было все же жениться на Кольвен. Уж мог хотя бы попросить ее руки, чтоб у нее была возможность дать отлуп.

Зобатый ненадолго прикрыл глаза, втянул носом сырую прохладу.

— Надо было оставаться плотником, — прошептал он.

Да только вот меч показался ремеслом более легким. Для работы с деревом это ж сколько инструмента надо — и тебе стамески с пилами, и топорики большие и малые, и пятое-десятое — молотки с гвоздями, рубанки-фуганки. А чтобы убивать, надобны всего две вещи — клинок и воля. Хотя и непонятно, осталась ли она у него, воля-то. Зобатый сжал мокрую рукоять меча. Шум битвы становился все громче и явственней, сливаясь с громовым биением сердца. Что тут мудрить: выбор сделан. И он, стиснув зубы, вновь распахнул глаза.

Толпа раздалась, как дерево под колуном, и в брешь хлынул Союз. Солдат врезался в Зобатого прежде, чем тот успел замахнуться; они сомкнулись щитами, скользя башмаками по грязи. Зобатый сумел, накренив щит, въехать кованым краем в ощеренное вражье лицо, прямо в нос; вдавил, хныкнув от надрыва, дернул вверх. Дальше — больше: держась изо всех сил за лямку щита, он взялся лупить, вколачивать, вбуравливать его во вражью голову с рычаньем и плевками. Щит зацепился за пряжку на шлеме и наполовину его сорвал. Зобатый высвободил меч, и клинок со свистом отсек у неприятеля пол-лица. Тело соскользнуло в грязь, а Зобатый, потеряв опору, чуть не упал.

Черный Доу, взмахнув топором, всадил его в чей-то шлем, отчего тот лопнул и впустил топор в голову по самую рукоятку. Топор так и остался в голове трупа, который с растопыренными руками шлепнулся на спину.

Какой-то забрызганный грязью северянин, зажав под мышкой вражеское копье, впустую размахивал боевым молотом. Лицо ему запрокидывала хищная вражеская пятерня, а он пялился сквозь ее пальцы.

На Зобатого налетел очередной солдат Союза. Кто-то сделал ему подсечку, и он пал на колено, получил от Зобатого по затылку; шлем звякнул, блестя свежей вмятиной. Еще удар, и солдат распластался. А Зобатый с руганью продолжал его охаживать, вбивая лицом в грязь.

Кого-то с улыбкой огрел щитом Трясучка; уродливый шрам на лице пунцовел под дождем, как свежая рана. Война переворачивает все вверх дном: те, кто в мирное время представляет угрозу, становятся надеждой и отрадой, как только начинает звенеть сталь.

Разлетелись две половинки трупа: верх в одну сторону, низ в другую. Кровь стекала в грязную воду, пузырились лужи. Вот Отец Мечей развалил чуть ли не надвое еще кого-то, как долото — деревянную статуэтку. Зобатый нырнул за щит, в него ударила кровавая струя вперемешку с дождевой водой.

Тыкали во все стороны копья — наобум и с целью, с коварным проворством, скользкими остриями. Вот одно словно невзначай скользнуло кому-то в грудь. Человек повалился навзничь, тряся головой — дескать, нет, нет! Рука несчастного по привычке нашаривала рукоять, а его уже втаптывали в грязь безжалостные башмаки.

Зобатый отбил щитом вражеское копье, а сам ударил мечом. Лезвие чиркнуло по горлу, запрокинув врагу голову. Хлестнула кровь. Человек упал, забавно при этом загудев — мелодия напоминала начало старинной песни.

За ним открылся офицер Союза в невиданно красивом доспехе — зеркальном, с золотыми узорами. Он отбивался грязным мечом от Черного Доу, который очень некстати поскользнулся и упал на колени. «Стой возле своего вождя». Зобатый с ревом поспешил на выручку, топая по лужам в фонтанах грязной воды, и бездумно рубанул по прекрасной кирасе, испортив ювелирную работу. Владелец доспеха согнулся. Еще удар, на этот раз колющий. Человек Союза повернулся, как раз когда меч Зобатого, скрежетнув, вошел под нижний край кирасы. Вошел глубоко, надежно, оттолкнув этого расписного красавца.