Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

Миттерик пытался что-то сказать, но Крой перебил:

— Да что это такое! Почему я с боем должен вырывать у вас каждую мелочь! Когда вы наконец проглотите эту вашу чертову гордыню и начнете выполнять свой долг, черт вас возьми! Вы сейчас же останавливаете боевые действия, отводите людей из-за моста и готовите дивизию к маршу на юг к Уфрису, как только мы завершим переговоры. Вы меня поняли, генерал?

Последовала долгая пауза, и наконец, чуть слышно:

— Мы проиграли.

Голос Миттерика, но такой, что едва узнать. Ужавшийся до слабенького, чуть ли не слезливого тенорка. Словно какая-то туго-претуго натянутая струна вдруг взяла и лопнула, а с ней и вся яростная бравада Миттерика.

— Всё. Мы проиграли.

— Свели вничью, — уточнил голос Кроя, теперь уже тихий.

Впрочем, тихой была и ночь, а в подслушивании достойных уха сведений Танни не было равных.

— Иногда это самое большее, на что можно надеяться. Ирония солдатской профессии. Война способна лишь мостить дорогу к миру. Иначе и быть не может. В свое время, Миттерик, я был таким же, как вы. Думал, что рубить сплеча — это единственно верно. Когда-нибудь, возможно, очень даже скоро, вы меня замените и узнаете, что мир устроен иначе.

Снова пауза.

— Заменю вас?

— Есть подозрение, что некий отдельно взятый каменщик утомил нашего грандиозного архитектора. Генерал Челенгорм сложил голову на Героях. Так что вы — единственно разумный выбор. Во всяком случае такой, который поддержу я.

— У меня нет слов.

— Знай я, что могу достичь этого путем обыкновенной отставки, я бы сделал это годы назад.

Пауза.

— Хотелось бы, чтобы мою дивизию возглавил Опкер.

— Не вижу к этому препятствий.

— А на место генерала Челенгорма я бы…

— Командование поручено полковнику Фельниггу, — сказал Крой. — Я бы сказал, генералу Фельниггу.

— Фельнигг?

В голосе Миттерика звучал плохо скрытый ужас.

— У него есть авторитет, выслуга лет, да и моя рекомендация королю уже послана.

— Я не могу работать с этим человеком…

— Можете и будете. У Фельнигга острый ум, он осторожен, и он будет вас уравновешивать, точно так же, как вы уравновешивали меня. И хотя вы, откровенно говоря, нередко были у меня занозой в одном месте, служить с вами было честью.

Послышался сухой щелчок, как если бы щелкнули друг о друга надраенные каблуки сапог. Раз, и еще раз.

— Лорд-маршал Крой, честью это было всецело для меня.

Танни и часовой застыли навытяжку, едва из шатра показались два самых больших чина во всей армии. Крой решительно зашагал в сгущающиеся сумерки. Миттерик стоял, глядя ему вслед. Танни не терпелось поскорее на свидание с бутылкой и постельной скаткой. Он осторожно кашлянул.

— Господин генерал, осмелюсь доложить!

Миттерик обернулся, отирая слезу, хотя сделал вид, что вычищает из глаза соринку.

— Кто таков?

— Капрал Танни, господин генерал! Знаменосец его величества Первого полка!

Миттерик нахмурился.

— Уж не тот ли Танни, что после Ульриоха был произведен в полковые сержанты-знаменщики?

Танни выпятил грудь:

— Он самый, господин генерал!

— А не тот ли Танни, что был разжалован после Дунбрека?

Плечи у Танни поникли.

— Точно так, господин генерал.

— А не тот ли Танни, который после той конфузии под Шриктой был отдан под полевой суд?

И далее в том же духе.

— Он самый, господин генерал, только поспешу уточнить, что трибунал не выявил противоправных действий.

— Да бог с ними, с трибуналами, — отмахнулся Миттерик. — Что у вас, Танни?

Тот протянул письмо.

— Я явился сюда, господин генерал, — Танни солидно откашлялся, — в официальной должности знаменосца с письмом от моего командира, полковника Валлимира.

Миттерик посмотрел на сложенный лист.

— И о чем там?

— Не могу знать!

— Я не верю, чтобы солдат с вашей проходимостью трибуналов принес письмо, не проведав загодя, причем как следует, о его содержании. Ну так о чем там?

— Лично я полагаю, господин генерал, что господин полковник может в нем распространяться о причинах, стоящих за несвоевременностью его сегодняшней атаки на вражеские позиции.

— В самом деле?

— Так точно. А еще, мне кажется, он рассыпается в извинениях перед вами, господин генерал, а также перед лорд-маршалом Кроем, перед его величеством, а заодно перед всем народом Союза в целом, и просит о своей немедленной отставке, но при этом требует себе права объясниться перед трибуналом — здесь, мне кажется, мысли его немного путаются, — а завершает тем, что от души хвалит своих людей и хулит себя как военачальника, беря всю вину исключительно на себя и…

Миттерик двумя пальцами вынул письмо из руки Танни, смял в кулаке и бросил в лужу.

— Передайте полковнику Валлимиру, чтобы не беспокоился.

Секунду-другую он смотрел, как письмо плывет по раздробленному отражению тускнеющего вечернего неба, затем пожал плечами.

— От ошибок не застрахован никто. Наверное, было бы бессмысленно советовать вам беречься от любой неприятности, а, капрал Танни?

— Всякий совет, господин генерал, благодарно учитывается.

— А если я скажу, что это приказ?

— А приказы, господин генерал, учитываются с еще большей неукоснительностью.

— Ох, жук. Ладно, свободен.

Танни отсалютовал самым подобострастным образом и четким строевым шагом двинулся в ночь, да поскорее, пока никто не решил предать его полевому суду.

Минуты после битвы — мечта и одновременно кошмар для барышника. Надо обшарить и рассортировать трупы либо откопать и рассортировать, выменять трофеи, продать выпивку, чаггу и разные мелочи празднующим и скорбящим с одинаково ломовыми наценками. Танни видал ничтожных во всех отношениях людишек, которые за год промысла не наживали себе такой барыш, как за час после сражения. Правда, у него самого основной товарный запас остался на лошади, которая теперь невесть где, да и азарта что-то не было.

А потому он держался в стороне от костров и людей вокруг них, держа путь по позициям к северу через истоптанное поле битвы. Он миновал двоих учетчиков, которые в свете фонаря составляли реестр убитых: один делал пометки в амбарной книге, другой заглядывал под саваны, выискивая трупы, достойные внесения в реестр и отправки обратно в Срединные земли — тех, кто недопустимо знатен для того, чтобы упокоиться в северной грязи. Как будто один мертвец чем-то отличается от другого. Танни перелез через стену, за которой весь день наблюдал и которая опять сделалась неприметной причудой селянина, какой и была до битвы; перелез и побрел в сумраке на дальний левый край, где размещались остатки родного Первого полка.

— Я не знал! Ну не знал я, я его просто не разглядел!

В полусотне шагов от ближайшего костра, среди ячменя с вкраплениями белых полевых цветов стояли двое, неотрывно глядя на что-то. Один был испуганного вида паренек с пустым арбалетом, Танни его не знал — может, новый рекрут. Рядом с факелом в руке стоял Желток, жестко тыча в паренька вытянутым пальцем.