Джо Аберкромби - Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна

— Бегло не больше чем на шести.

— Самый полезный человек во всей проклятой Роте! После меня, конечно. — Легкий ветерок налетел на холм и растрепал седые волосы на покрытом пятнами черепе Коски. — Мне так хочется поведать вам свои истории, Суорбрек! — Тепмл сдержал гримасу отвращения. — Осада Дагоски! — Которая закончилась полным провалом. — Битва при Афиери! — Позорный разгром. — Кровавые Годы! — Наниматели сменялись как перчатки. — Кадирская кампания! — Поражение из-за пьянства. — Я даже козу возил с собой несколько лет. Упрямая скотина, но преданная, этого у нее не отнять…

Суорбрек сумел изобразить что-то наподобие учтивого поклона, сидя, скрестив ноги, у каменной глыбы, выпавшей из кладки.

— Не сомневаюсь, что мои читатели будут восхищаться вашими подвигами.

— Их хватит на двадцать томов.

— Трех вполне достаточно…

— А знаете, когда-то я был великим герцогом Виссерина. — Коска отмахнулся от знаков почтения, которых ему никто и не думал выказывать. — Но не переживайте. Вам не нужно называть меня «ваша светлость». У нас здесь, в Роте Щедрой Руки, все по-простому. Правда, Темпл?

— Мы здесь все равны, — глубоко вздохнул законник.

Большинство из собравшихся здесь — лгуны, почти все — воры, а многие — убийцы. Что ж тут удивляться простоте нравов?

— Сержант Балагур со мной еще дольше, чем Темпл. С тех времен, когда мы свергли великого герцога Орсо и возвели Монцу Меркатто на трон Талина.

— Вы знакомы с великой герцогиней? — удивился Суорбрек.

— Весьма тесно. Не считаю преувеличением заявить, что я был ее ближайшим другом и наставником. Я спас ей жизнь при осаде Муриса. А она — мне! Есть очень мало достойных людей, с которыми я не выступал в те годы под одними знаменами или под противоположными. Сержант Балагур!

Сержант — человек без шеи — повернул к нему лицо, безучастное, словно каменная плита.

— Что ты понял, путешествуя со мной?

— Что в тюрьме лучше, — ответил тот, возвращаясь к игре в кости — этому развлечению он мог предаваться с утра до вечера.

— Он — такой весельчак! — погрозил Коска костлявым пальцем, хотя даже намека на шутку Темпл не заметил. Он вообще ни разу за пять лет не слышал, чтобы Балагур шутил. — Суорбрек, вы увидите, как у нас в Роте умеют радоваться хорошим шуткам!

Это если умолчать о медленно закипающей вражде, об изнурительной скуке, жестокости, болезнях, грабежах, изменах, пьянстве и таком разврате, что и дьявол бы покраснел.

— Все эти пять лет, — сказал Темпл, — я хохотал, не переставая.

Было время, когда он считал байки Старика веселыми, живыми, увлекательными. Волшебная картинка, которой можно не бояться. Теперь его мутило от них. Познал ли истину Темпл или Коска позабыл о ней — сказать трудно. Возможно, то и другое, вместе взятое.

— Да, у нас был настоящий успех. Множество поводов для гордости. Множество побед. Но конечно, и поражения тоже. У каждого великого человека они бывают. Огорчения — издержки нашей работы, как говорил Сазин. Люди часто обвиняют меня в непостоянстве, но я точно знаю — на любом перекрестке я выберу один и тот же путь. Путь, который меня устраивает. — Пока прихотливая память старого наемника блуждала по тропинкам его прошлого, Темпл начал потихоньку отступать, скрываясь за сломанной колонной. — У меня было счастливое детство, но весьма бурная молодость, полная отвратительных приключений, а в семнадцать я покинул свою родину в поисках счастья, рассчитывая лишь на острый ум, отвагу да проверенный в схватках клинок…

По мере того как Темпл спускался с холма, покидая тень древних развалин и выбираясь на солнце, отголоски пустого бахвальства стихали. Не важно, что там говорил Коска, но обмен добрыми шутками был здесь не самым признанным видом развлечения.

Темпл видел убожество. Многое пережил. Но он редко видел людей столь же жалких, как эта ужасная дюжина пленных мятежников из Старикланда, закованных в цепи, голых, грязных, привязанных к кольям. Трудно вообразить, что они угрожали величайшей державе в Земном круге. Даже трудно представить их обычными людьми. Разве что татуировки на предплечьях напоминали о брошенном некогда вызове.

«Гребаный Союз». «Гребаный король». Вязь букв тянулась от запястья до локтя у ближайшего. В последнее время Темпл все больше и больше соглашался с этими призывами. У него нарастало ощущение, что он вновь оказался не на той стороне. Но, когда выбираешь, трудно предугадать все. Когда-то Кадия сказал ему: «Ты понимаешь, что выбрал не ту сторону, в тот миг, как выбор совершен». Однако, по наблюдениям Темпла, еще хуже приходилось тем, кто застрял на распутье. А ему надоело жить хуже других.

Суфин стоял около пленников с пустой флягой в руке.

— Что делаем? — спросил Тепмл.

— Попусту тратим воду, — ответил развалившийся неподалеку Берми, почесывая светлую бороду.

— А вот и нет, — возразил Суфин. — Я пытаюсь призвать милосердие Бога к нашим пленным.

У одного из них виднелась страшная, необработанная рана на боку. Глаза несчастного метались, губы бормотали бессвязные приказы или бессмысленные молитвы. Когда от раны начинает пахнуть, надежды на спасение никакой. Но и будущее других не было радужным.

— Если Бог есть, то он очень хитрый мошенник, и я не доверил бы ему что-либо важное, — прошептал Темпл. — Милосерднее было бы убить их.

— Вот и я то же советую, — согласился Берми.

— Для этого нужна отвага. — Суфин протянул меч рукояткой вперед. — У тебя есть отвага, Темпл?

Тот фыркнул. Суфин опустил оружие.

— Вот и у меня тоже. Поэтому я даю им воду, хотя понимаю — этого недостаточно. А что там делается на вершине холма?

— Ждем наших нанимателей. А пока Старик кормит свою гордыню.

— Она — прожорливая тварь, — заметил Берми. — Не так просто прокормить.

— И растет с каждым днем. Как чувство вины у Суфина.

— А это не чувство вины, — ответил Суфин, покосившись на пленников. — Это чувство справедливости. Разве священники тебя этому не учили?

— Ничто не разочаровывает человека так быстро в справедливости, как религиозное образование, — пробормотал Темпл.

Он вспомнил хаддиша Кадию, ведущего урок в просторной беленой комнате, и себя молодого, потешающегося над учителем. Доброта, милосердие, самоотверженность… Как совесть. Это часть того, что люди получают в дар от Бога. Частички божественной сущности. То, от чего Темпл долгие годы пытался избавиться. На глаза ему попался один из мятежников. Женщина, если судить по спутанным волосам, упавшим на лицо. Она потянулась, насколько пускала цепь. За водой или за мечом, сказать трудно. «Хватай свое будущее!» — проступали буквы на ее коже. Темпл достал свою флягу, нахмурившись, взвесил ее на ладони.