Максим Майнер - Норвуд [litres]

– И что мы будем делать? – Пришлось отойти от окна. На улице было много мертвяков, и они вдруг зашевелились, поэтому я решил не искушать судьбу – если все разом рванут к нам, на крышу выбраться мы уже не успеем. – Надо как-то выручать мастера Фонтена!

– Он пособник зла, Норвуд, – со вздохом ответил господин Глен. – И он сам сделал свой выбор.

– И что теперь? – Голос задрожал против воли. – Значит, бросим его?

Что бы ни ответил интерфектор, я для себя решил, что все равно пойду спасать моего бывшего наставника. Пусть даже это будет стоить мне жизни.

– Нет, Норвуд. – Теперь Бернард Глен смотрел мне прямо в глаза. – Это значит, что нам придется обзавестись союзником…

Крики мастера Фонтена мы услышали за сотню шагов до площади, не меньше. И не мы одни – мертвяки после каждого вопля начинали судорожно метаться между домов, но, не находя поблизости источника шума, через какое-то время замирали вновь. Но ненадолго – только до нового крика.

Теперь мы передвигались по крышам с большей осторожностью, чтобы не повторить судьбу моего бывшего наставника. Тем более что нас вряд ли будут стараться захватить живыми – никакой ценности для порождений зла ни я, ни господин Глен не представляли.

– Слушайте, а почему они не могут просто учуять ее? – От очередного крика, отразившегося от стен и мостовых, руки покрылись мурашками. – Вампир у ворот говорил, что все порождения тьмы ощущают друг друга.

– Ответ на твой вопрос сейчас бродит прямо под нами, потревоженный воплями Фонтена. – Интерфектор аккуратно выглянул за гребень очередной крыши. – Мертвяков в округе слишком много, а значит, темные твари не могут полагаться на свое чутье…

Площадь, как и ратушу, уже можно было хорошо разглядеть с той точки, где мы находились. Удивительно, но оживших покойников на открытой местности видно не было – отчего-то они не уходили с улиц, предпочитая стоять между домами.

– А раз нельзя найти Опаленную с помощью темных сил, – продолжил я мысль господина Глена, – приходится пытать мастера Фонтена, чтобы она сама пришла к ним.

Интерфектор кивнул.

– Но ведь это какая-то глупость! – воскликнул я.

Однако мой спутник без слов, одним только выразительным взглядом, напомнил о необходимости говорить тише.

– А если она далеко и не слышит? – Я перешел на шепот. – Или вообще уже покинула город?

– Значит, они запытают его до смерти, но не добьются результата. – Интерфектор внимательно смотрел за тем, что происходит на площади.

– Надо быстрее его спасать! – Меня раздражало это безразличное спокойствие.

– Для начала нужно придумать план. – Бернард Глен разговаривал со мной, будто с ребенком. – Иначе мы просто погибнем и никому не поможем. И ничего не выясним.

Умом я понимал, что мой спутник прав – нет никакого смысла лететь сломя голову на врага. Однако каждый крик, издаваемый мастером Фонтеном, подталкивал меня, побуждая к действию.

– Для начала нам нужно найти Опаленную… – Господин Глен перестал наконец пялиться на площадь и повернулся ко мне. – С ее помощью появится больше шансов.

Мне не верилось, что этот человек сможет сотрудничать с порождением тьмы, которым, без сомнений, являлась внучка мастера Фонтена. Он его самого чуть не забил до смерти!

– Я не фанатик, Норвуд. – Интерфектор угадал мои мысли. – Если нужно объединиться с меньшим злом, чтобы победить большее, – я сделаю это. Главное, чтобы она сама захотела нам помогать.

– Там ведь ее деда пытают, – заметил я. – Да и неспроста же Опаленную ищут таким образом – уж точно не для того, чтобы вручить награду. А значит, они для нее такие же враги, как и для нас!

– Будем надеяться, что ты прав, – дипломатично ответил господин Глен. – Но в любом случае ее надо как-то найти. И желательно сделать это до того, как девушка отправится вызволять деда самостоятельно. Если она, конечно, собирается это делать.

Скепсис интерфектора был понятен – я и сам не испытывал никаких теплых чувств к внучке мастера Фонтена. Окружающий нас кошмар – это последствие ее действий. Но не думаю, что она не придет на помощь близкому человеку.

Однако что делать, было неясно. Мертвяки на улицах ограничивали передвижение по земле, упыри – по крышам. Да и, кроме того, пусть город невелик, но найти одного человека, не имея ни малейшего представления о том, где он может находиться, – невозможно.

– А как ваш сын так быстро нашел Опаленную сразу после прибытия в город? – не подумав, спросил я.

Интерфектор глянул на меня с недоумением.

– Мой сын стал упырем, Норвуд. – Если раньше мужчина удивлялся моей сообразительности, то теперь он был явно разочарован. – И чуял всех порождений тьмы. Ведь именно для этого интерфекторы и принимают скверну…

Наступил мой черед недоумевать.

– Мне казалось, он сделал это из страха перед мертвяками, когда был на севере, – забормотал я.

– Нет, Норвуд, иногда нам приходится запускать тьму в себя, чтобы найти нужное порождение зла. – Марево от кольчуги стало особенно заметно сейчас, когда солнце светило со спины. – И не у всех хватает духу сдаться братьям, после того как все заканчивается. Мой сын не смог и бросился в бега.

– Из-за этого в народе ходят слухи, что интерфекторы могут унюхать нечисть на расстоянии? – Мне стало стыдно, ведь получается, я зря считал его сына трусом.

Мужчина кивнул и вновь стал глядеть на площадь.

Значит, его сын принял скверну, чтобы найти какую-то особенно сильную темную тварь. Можно сказать, добровольно расстался с жизнью, чтобы спасти людей… А то, что не смог совладать с собой и бросился в бега, нисколько не обесценивает его поступка. Ведь даже после случившегося он все равно продолжил бороться со злом!

Похоже, эта история благотворно на меня подействовала – я вспомнил кое-что из сказанного Опаленной во время нашей первой встречи. Возможно, это поможет ее найти…

Наш театр давно заброшен. Так вышло, что труппы, приезжавшие раньше с севера, отчего-то перестали останавливаться здесь и предпочитали сразу отправляться на юг, в ближайший Сильный город. Поговаривали, некоторые пересекали наш оаз и уходили через следующую межу в другой, где городов, а значит и денег, было побольше.

Поэтому-то последнее и единственное театральное представление, на котором я был, произошло незадолго до смерти отца. Сам спектакль в памяти не сохранился, единственное воспоминание – это массивные тяжелые кресла в первом ряду.

Следом за ними стояли самые обычные лавки, места на которых стоили всего лишь одну медную монетку, но отец тогда не поскупился, и мы разместились у самой сцены. Гладкие деревянные подлокотники и высокие прямые спинки, которые наверняка закрывали весь обзор тем, кто сидел сзади, навсегда остались в воспоминаниях.