Александр Арсентьев - Короли Лероса [litres]

Пришедшие с Дибором согласно кивнули головами. Принц медленно поднялся на ноги и отрешенно произнес:

– Нас не выпустят за стены дворца…

– Глупый юнец, – усмехнулся Таррес, – ты считаешь, что я пошел бы на такое дело, не предусмотрев пути отхода?! Мои люди перебили стражу у северных ворот замка. – Граф обвел решительным взглядом своих спутников. – Нельзя медлить ни мгновения – прочь из этого гиблого места!

Оставив дверь камеры нараспашку, безмолвная группа людей спешно покинула подземелье, скрывшись во мраке темных коридоров…

Над Санирадом сгущались сумерки. Припозднившиеся обыватели спешили в сторону своих домов – отдохнуть после тяжелого трудового дня у каминов в кругу своей семьи. Привычный дневной шум большого города сменила тишина, нарушаемая лишь музыкой и криками, прорывавшимися из окон питейных заведений. Одинокие прохожие с опаской оглядывались на компании подвыпивших людей и полуголых девок, кучкующихся у дверей ночных притонов. Неспешно подкрадывалась ночь, таящая в себе опасность и запретные удовольствия.

Тем более неуместной казалась средь ночных жителей Санирада сгорбленная фигура старца, пробиравшегося по пустынной улице, опираясь на потрескавшийся деревянный посох. Шлюхи бросали в его сторону шутливые замечания, а ночные гуляки свысока взирали на тщедушного старика, закутанного в плащ с капюшоном. Один из шатающихся пьянчужек лениво оторвался от стены и нагло преградил путь пожилому человеку.

– А что, папаша, не завалялось ли у тебя случайно пары серебряных монет в твоем древнем одеянии?

Путник остановился, ловко перебросил посох из одной ладони в другую и поднял глаза на обратившегося к нему оборванца. Незадачливый пройдоха, встретившийся с уверенным острым взглядом, резанувшим его из недр капюшона, неловко пошатнулся и поспешно освободил странному пешеходу дорогу. Он и сам не понял, что именно заставило его ретироваться: то, что пожилой человек не выказал признаков замешательства, или же то, как сноровисто он перехватил свою палку, приготовившись к возможной обороне.

– Ходят тут всякие… – пробубнил пьяница скорее лишь для того, чтобы товарищи не сочли его трусом, и добавил уже громче: – Голь перекатная!

Старик неодобрительно покачал головой и двинулся дальше…

Привратник храма Четверых, уплетавший в своей каморке скудный ужин, едва не подпрыгнул от громкого стука в двери священной обители.

– Кого это занесла нелегкая в столь поздний час? – удивленно пробормотал он себе под нос и, с сожалением взглянув на чарку с вином, направился к выходу.

Едва он распахнул скрипучую створку двери и открыл было рот для невежливого вопроса, как тут же крепкая рука схватила его за шиворот и втолкнула в полумрак здания. Посетитель в сером потрепанном балахоне быстро зашел внутрь и с подозрением осмотрелся. Практически мгновенно его сгорбленная фигура выпрямилась и приобрела величественную осанку. Сбросив с чела ненавистный ему капюшон, Диамон строго взглянул на оторопевшего ночного сторожа:

– Проводи меня к катеону Отаву!

– Его святейшество уже спит! – повысил голос оправившийся от неожиданности привратник. – А вы не имеете права врываться подобным образом в обитель богов! Я не осмелюсь в такое позднее время беспокоить катеона!

– Я осмелюсь, – нетерпеливо ответил пожилой лекарь и, отстранив щуплую фигуру сторожа в сторону, двинулся было в глубь храма.

– Я не имею права пропустить вас к его святейшеству! – писклявым голосом вскричал привратник и вцепился в рукав посетителя.

– Все в порядке, Идей! – раздался из полумрака красивый звучный голос. – Это мой старый друг, пропусти его.

Зажглась свеча, и Диамон устремился к чуть полноватой фигуре в светлой тоге, стоявшей у алтаря.

Катеон, чей благообразный облик излучал ауру незыблемого спокойствия и доброты, приветственно распахнул руки для объятий. Его голубые глаза лучились такой необычной силой, что многие называли Отава «искрой Четверых». Пожилой, с обширной проплешиной, обрамленной седыми волосами; с гладким и радушным лицом – именно этот образ вселял в души прихожан умиротворение и веру в будущее.

Диамон обнял старого друга и негромко произнес:

– Отав, мне нужна твоя помощь…

– Четверо никогда не отказывали страждущим, явившимся в святую обитель, – улыбнулся катеон.

Он с благоговением простер руки в сторону огромных статуй Воина, Кузнеца, Охотника и Учителя, окружавших алтарь.

Диамон мельком взглянул на величественные каменные изваяния и нетерпеливо продолжил:

– Друг мой, пройдем в твою обитель. Я не хочу, чтобы лишние уши, – он оглянулся на привратника, – слышали о моем деле к тебе.

Когда старые друзья расположились в небольшой келье катеона, лекарь без лишних слов перешел к своей просьбе:

– Отав, я прошу тебя о большом одолжении… Завтра в полночь мне нужен Судный зал!

Катеон удивленно воззрился на собеседника. Большое помещение, именуемое Судным залом и находящееся непосредственно в подземельях храма, использовалось крайне редко. Там судили лишь тех людей, чьи преступления настолько же страшны, насколько и неоднозначны, чьи деяния следовало разбирать в присутствии самих богов.

– Что случилось, мой добрый Диамон? – с волнением произнес Отав.

Пожилой лекарь вздохнул и устало взглянул в глаза катеона:

– Сегодня, поздним вечером, ко мне прибыл посыльный от графа Эндора Тарреса…

Диамон вновь вздохнул, собрался с силами и продолжил:

– Судя по всему, наследник престола, Кайл Торнол, мертв…

Отав мгновенно помрачнел лицом, неловко пошатнулся и присел на узкую скамью.

Негромким трагичным тоном лекарь поведал старому другу все, что произошло в подземелье замка. Когда он закончил, на лице катеона лежала печать невыразимой боли и страдания. Он отер сбежавшую по щеке слезу и прошептал:

– Бедные мальчики…

– О ком ты?! – удивленно воззрился на друга лекарь.

– О Четверо! Конечно, о сыновьях покойного короля!

– Но именно Дибора мы и собираемся здесь судить! – взволнованно произнес Диамон. – Как можешь ты называть это чудовище «бедным мальчиком»?!

– Да! – твердо взглянул на него катеон. – Это бедный мальчишка! То, что он принимал участие в страшном преступлении, не умаляет моего сочувствия ему! Несчастный молодой человек, грехи которого соразмерны лишь с его страданиями. Запутавшееся неразумное создание, ведомое ставленником самого Охтама! Да, мы будем его судить именно здесь! И пусть сами боги вынесут ему приговор!

Диамон с минуту молча смотрел на катеона, мысленно взвешивая его слова на весах собственного мировоззрения. Наконец, придя к решению, он кивнул и тихо произнес: