Александр Арсентьев - Короли Лероса [litres]

– А что, папаша, не посещали ли твое заведение сегодня ночью незнакомые люди? Возможно, то были переодетые дворяне. С ними еще должна быть девушка из высшего сословия…

Одноглазый старик невозмутимо скосил взгляд на клинок, упиравшийся в его кадык, криво усмехнулся и негромко ответил:

– Убрал бы ты свой меч в ножны, солдатик. Здесь себя так не ведут. А за ответы тут платят звонкой монетой.

– Старый ублюдок! – вскипел Гельмут. – Отвечай на вопросы, иначе через минуту ты будешь собирать с пола свои вонючие кишки!

– Хорошо, – не выказывая каких-либо признаков испуга, холодно усмехнулся одноглазый бармен. – Я бесплатно удовлетворю твое любопытство. Пришлых людей, кроме свары твоих псов, я сегодня не видел. Что же касается девушки…

– Ну, говори! – вскричал офицер.

– Любая из наших шлюх будет рада поиграть с твоим членом, если он, конечно, у тебя есть.

Ослепленный яростью, Гельмут не замечал, что вокруг поднимаются со своих стульев весьма неприятные на вид личности, поглаживающие ножны и рукояти своих клинков. В отличие от него солдаты нутром почувствовали накалявшуюся обстановку и пытались одернуть своего командира. Но тот словно с цепи сорвался. Острием меча Гельмут надавил на горло старика так, что по шее побежала тонкая струйка крови, стекая под ворот засаленной рубахи.

– Старая крыса! – заорал он. – Ты разговариваешь с офицером королевской стражи!

– Слишком много слов, солдатик…

Одноглазый сделал правой рукой одно молниеносное движение – словно бросок ядовитой змеи. В этот же момент офицер взревел и схватился свободной рукой за лицо – из его левого глаза торчал маленький кривой нож, каким обычно уличные воришки подрезают карманы зазевавшихся прохожих. Вслепую он неуверенно взмахнул мечом, пытаясь достать ненавистного бармена, но тут же получил удар кинжалом в грудь от тощего человека в кожаном плаще, непонятно как оказавшегося рядом. Уже через секунду тело Гельмута лежало, подергиваясь, на полу, а вокруг него растекалась лужа крови.

Деморализованные гибелью своего командира, солдаты мгновенно утратили боевой пыл и, ощетинившись сталью, попытались завершить конфликт.

– Господа, мы приносим вам свои извинения, – пытаясь сохранить лицо, произнес молодой Колер. – Мы даже не представляли себе, что здесь собираются лишь достойные люди, а преступникам здесь не место…

Со всех сторон десятерых солдат окружали убийцы, поигрывавшие своими ножами и ухмылявшиеся улыбками самого Охтама.

– Конечно, – спокойно произнес огромный верзила в рваном камзоле. – Мы как честные и добропорядочные люди и рады были бы вам поверить. Но ваш командир оскорбил наше достоинство, приняв за шайку висельников. Как благородные люди поступают в подобных случаях?

Он жестко взглянул в глаза оторопевшего воина, и тот невольно опустил свой взгляд, пряча плескавшуюся в глазах панику.

– Вы не понимаете! – истерично заверещал другой гвардеец. – Мы – солдаты короля, и завтра же ваш притон будет сожжен дотла!

– Не короля, а подлого убийцы! – грозно пророкотал властный голос откуда-то сверху – там стояли столики для тех, кто желал переговорить с глазу на глаз. – Парни, да свершится истинное правосудие!

Три десятка матерых бойцов в считаные минуты прирезали деморализованных стражников, оказавших весьма вялое сопротивление. После короткой схватки пол был залит кровью настолько, что по нему нельзя было пройти, не поскользнувшись…

– Тулавр, – тихо спросил наверху молодой парень высокого худощавого человека в старом плаще катеона, – ты считаешь, что мы правильно поступили, убив солдат наместника? Уверен, что возмездие не заставит себя ждать…

Мужчина средних лет, со статью которого не сравнилось бы большинство молодых людей, ответил, окинув место побоища холодным взглядом золотисто-карих глаз:

– Это они шли сюда убивать и насиловать. Мы лишь защищались…

Лучи восходящего солнца озарили залитые кровью улицы города. Этим ранним утром в Санираде никто не спал. Все вокруг было пропитано дымом сгоревших зданий, тошнотворным запахом крови, стонами и горестным плачем. Люди, чьих жилищ не коснулась костлявая рука Смерти, осмелев, выглядывали из окон своих домов. Увиденное повергало их в ужас. Раненые и покалеченные горожане вытаскивали из обугленных строений обгоревшие тела своих близких. Душераздирающий плач матерей и жен, надрывные мужские проклятья в адрес наместника; исполненные невыносимой боли крики детей, потерявших своих родителей, – этими страшными звуками был буквально пропитан воздух над столицей Лероса.

Возвращающиеся во дворец поисковые отряды словно настороженные крысы пробирались по наполненным горем и болью улицам. Солдаты холодно и с долей опаски оглядывались по сторонам – отовсюду на них были устремлены взоры, наполненные яростью, болью и ненавистью. Командиры громким шепотом поторапливали подчиненных, буквально кожей чувствуя напряжение, сопровождавшее их передвижения.

Сидевший на обочине дороги мужчина в окровавленной изорванной богатой одежде внезапно оторвал безумный взгляд от обугленного тела маленькой девочки, тяжело поднялся на ноги и встал на пути одного из отрядов. Он рассеянно огляделся по сторонам, сделал несколько шагов и поднял с земли увесистый гладкий камень. Поморщившись от боли, он швырнул его в направлении стражников. Но брошенный ослабевшей рукой булыжник не пролетел и нескольких метров. Мужчина обессиленно упал на колени и беззвучно заплакал.

– Не трогать его! – негромко произнес офицер.

Но было уже поздно… Один из воинов успел спустить тетиву лука и послать смертоносное жало стрелы в убитого горем отца. Стрела насквозь пронзила шею несчастного. В тот же момент раздалось яростное рычание какого-то мальчишки, и новый камень полетел в сторону сгруппировавшихся воинов. Этот акт возмездия немедленно поддержала старушка, швырнувшая в стражников свою облезлую клюку. Обозленные люди, словно стая голодных волков, стекающихся на запах крови, медленно окружали отряд.

– Уходим! Быстро! – воскликнул офицер.

Прикрывшись щитами, солдаты бегом устремились в сторону дворца. Вслед им летели проклятья и камни.

– Во имя Четверых! Уничтожьте этих приспешников Охтама! – неожиданно звонким и властным голосом воскликнула старуха.

Не прошло и минуты, как число преследователей увеличилось вдвое. Спасая свои жизни, стражники бросали щиты и бежали что было сил. Солдату, следовавшему последним, молотом, брошенным чьей-то крепкой рукой, пробило шлем. Стражник рухнул без чувств на мостовую. Его товарищ остановился в нерешительности и оглянулся на раненого, но приближающаяся разъяренная толпа немедленно развеяла его сомнения. Он стремительно развернулся и в одно мгновение догнал свой отряд.