Александр Арсентьев - Короли Лероса [litres]

– В далекой молодости я довольно продолжительное время был учеником лекаря, пользовавшего женщин, готовящихся стать матерями. Гм, так вот… Некоторые признаки: потемнение щек, легкий отек лица… то, что, несмотря на показную уверенность, ваша жена явно испытывает недомогание – все это наводит на мысль…

– Она беременна! – зловещим шепотом перебил его наместник.

– Смею полагать, да, – вновь поклонился Латр.

Герцог опустил голову и задумался. Когда он вновь взглянул на почтительно застывшего слугу, взгляд его буквально горел:

– Я преподам этой суке жестокий урок! Она познает… – Иктон непроизвольно сжал кулаки, но уже через мгновение взял себя в руки. – Из всего этого вытекает, что я уже не могу быть уверенным в преданности войска, которое привела сюда моя дражайшая супруга… А гонец с побережья еще не вернулся?!

– Ожидаем со дня на день с хорошими вестями, – мгновенно откликнулся Латр.

– Если он добился того, чего я хочу, то уже не имеет значения, будут ли приведенные Талиной отряды участвовать в битве!

– Признаться, я восхищен вашей мудростью! – На этот раз слуга склонился почти до пола.

– Еще… – Иктон потер ладони. – Те зачинщики беспорядков, что были арестованы на днях…

– Негодяи ждут своей участи, мой господин! – с готовностью отрапортовал Меней.

– Перед великой битвой, в которой я уничтожу врагов королевства, я укажу простолюдинам их место! После этого акта ни одна тварь уже не посмеет осуждать действия короля. Я ткну их носом в их же собственное дерьмо! Они осознают всю глубину своей ничтожности и все величие трона! Послушай, – Иктон встал и положил слуге на плечо руку, – мы сделаем вот что…

Они, словно два заговорщика, беседуя вполголоса, направились в покои, где их уже ожидали маркиз Остабан и граф Томмон.

В полдень сонную тишину, окутавшую площадь перед дворцом, разогнал звенящий удар колокола королевской часовни. Едва затихли его отголоски, звонарь вновь натянул канат языка. Под монотонные размеренные сигналы пространство перед дворцом начало заполняться хмурыми горожанами.

Еще накануне на всех площадях, базарах и широких мостовых гонцы распространяли весть о грядущей казни зачинщиков беспорядков, охвативших в последнее время Санирад. Хозяевам всех знатных домов было предписано явиться на место экзекуции вместе со всей челядью. В список тех, чье присутствие было также обязательным, входили члены купеческой гильдии, солдаты воинских подразделений и служащие многочисленных крупных и мелких контор, участвующих в исполнении указов короля. Но народ прибывал на место казни и без всякого к тому принуждения – ремесленники, обычные простолюдины, бродяги тянулись на площадь кто из интереса, кто от скуки, а кто-то – повинуясь врожденному чувству долга по отношению к распоряжениям власти.

Вскоре все пространство вокруг широкого эшафота, выстроенного буквально за одну ночь, затопила гомонящая человеческая масса. Воздух наполнился перешептываниями, нервными смешками, а порой и недовольным гулом. Личности, явившиеся на площадь поразвлечься живописным зрелищем, уже открывали бутыли с горячительными напитками, кое-кто доставал из-под полы незатейливую снедь.

Все изнывали в ожидании предстоящего действа. Совершенно противоположные по своей сути настроения витали над этой разношерстной толпой: от ненависти к жестокому наместнику до едва ли не буйного веселья недалеких простолюдинов, принявших власть узурпатора. Отдельной группой чуть в стороне стояли соратники Тулавра. Следует заметить, что этот неформальный отряд был весьма внушительным – не менее пары сотен человек. Полы одежды у многих из них подозрительно оттопыривались, а на лицах читалась суровая отрешенность. В этой части собравшихся не было желающих позубоскалить; казалось, они следуют хорошо обговоренному плану. Вот раздался тихий свист, и группа заговорщиков незаметно растворилась в толпе, нетерпеливо ожидающей кровавого представления.

Практически немедленно за этим маневром собравшиеся на площади были окружены плотным кольцом королевских стражников и солдат с копьями. Вооруженные до зубов воины внезапно явились к месту сбора со всех направлений, ведущих к площади. Крайние ряды горожан, в тылы которых нацелились острия копий, с опаской оглядывались на блестящие доспехи и сверкающую сталь. Многие пытались убраться подальше и, усердно работая локтями, пробирались в глубь толпы. Вскоре сумятица среди собравшихся сошла на нет – те, кто уже не сумел пробить плотные ряды, с тоской попавших в капкан животных искоса поглядывали на грозных воинов и старались, поднявшись на носки, сосредоточиться на том, что происходило у эшафота.

Коротко протрубил рог, и тяжелые створки дворцовых ворот медленно растворились. Многочисленный отряд, сверкающий доспехами, мечами и копьями, словно клин, рассек нестройные ряды собравшихся. За щитами и холодной сталью авангарда следовали, звеня ручными и ножными кандалами, трое приговоренных. В их потухших глазах читалась обреченность. Изредка они бросали в толпу взгляды, полные отчаянной надежды, но натыкались лишь на волну неподдельного интереса к происходящему, реже – на робкие сочувствующие взгляды.

Отконвоировав преступников, стражники тройным кольцом окружили эшафот, развернувшись к беснующейся толпе. Острия копий и обнаженных клинков немедленно устремились в сторону особо ретивых зрителей. Словно по волшебству, передние ряды тут же осадили назад, уплотнив живую массу до такой степени, что из центральной ее части раздались яростные крики и грубая брань. Теперь собравшиеся напоминали своим видом стадо скота, которое загнали в тесное стойло. Но уже через несколько минут толпа успокоилась, обратив взоры на место предстоящей казни.

Стражники сноровисто привязали преступников к столбам. На эшафот медленно поднимался высокий худощавый распорядитель в малиновой мантии, за которым, сопровождаемые скрипом деревянной лестницы, следовали два могучих человека в колпаках, закрывающих лица. Распорядитель откашлялся, развернул перед собой свиток и, с неожиданной для его комплекции силой в голосе, провозгласил:

– Жители Санирада! Сегодня все вы будете свидетелями справедливого возмездия, которое настигнет преступников, посмевших посягнуть на самое святое – королевскую власть, дарованную ее носителю Четверыми. Вследствие неопровержимых доказательств они были признаны виновными без решения суда, ибо подобные деяния ставят их вне закона. Итак, в отношении ремесленника Кайлина из рабочего квартала будут применены «Когти орла».

Распорядитель умолк, давая толпе время на осознание того, что ожидало первого из приговоренных. Люди затаили дыхание – давно уж королевские указы не были столь жестоки. «Когти орла» подразумевали сдирание железными крюками с подвешенного человека кожи и мяса вплоть до его смерти от неимоверных страданий.