Ник Перумов - Когда мир изменился [litres]

– Марица! Хватит! – рявкнул Гольдони невесть откуда взявшимся повелительным голосом. – Прошу простить, синьорина, и вы, синьор Фесс. Так вот, Гробус – это же просто анимирование. Придание видимости жизни и самая малость соображения. Помилуйте, синьорина, некромантия у нас строго-настрого запрещена эдиктом самого герцога, да продлит Гос…

– Да продлит Господь его дни, – подхватила Аэсоннэ, мило улыбаясь прямо в лицо кипящей от гнева Марице. – Идёмте, мэтр, идёмте! По дороге расскажете.

– …Так вот, некромантия, пре… э-э, синьорина, это, должен вам сказать, оживление мёртвых. Разговоры с ними. С потусторонними силами. Это возвращение умершему видимости жизни, это власть над его душой. Ибо иначе не оживить мёртвую плоть, как вернув обратно душу усопшего.

Они шли вниз по узким винтовым лестницам. Впереди – мэтр Гольдони с масляным фонарём, за ним – Аэсоннэ и замыкающим – Фесс, что по-прежнему куда больше молчал и слушал, чем говорил.

– Простите, мэтр, но ведь ваш Гробус…

– Не-ет, синьорина, Гробус – это не умерший человек, живший когда-то. В нём ничего от человека и нет. Замок дверной с магическим запором – это разве некромантия? Не важно, что взять и зачаровать, железные детальки или человеческие кости. Важно, чтобы ничья душа к ним бы не была присоединена. Осторожнее здесь, пре… синьорина, ступеньки тут совсем стёрлись…

– Вы вполне можете называть меня «прекрасной синьориной», маэстро. Я не обижусь. А Марица не слышит, она далеко.

– О! О! – сжался вдруг маэстро, немедля понизив голос до еле слышимого шёпота. – Вы не представляете, синьорина, какой у этих рыжеволосых и зеленоглазых ведьмочек слух! Особенно у столь стервозных, как Марица.

– Если она стервозная, то зачем она вам?

– Н-ну… – замялся и покраснел мэтр Гольдони. – У неё, гм, есть положительные качества, о которых я, право же, не могу говорить с незнакомой пре… синьориной, будучи скован приличиями и воспитанием…

– Впрочем, не моё дело, маэстро. Так, вижу подходящую дверь. Это здесь, я полагаю?…

Узкая винтовая лестница, проложенная в толще стены, заканчивалась массивной дверью, низкой, почти квадратной.

– А вот это уже сталь цвергов, – как бы походя уронила драконица. – Отличная работа, маэстро. Прекрасный выбор. Такая створка устоит и перед костяным драконом.

– А-ах! – аж присел маэстро. – Не говорите так, синьорина. Этот проходимец Карло Гоцци врёт, как дышит, почти всегда, но… но иногда даже он говорит правду.

Он описал один случай, совершенно непредставимый… и я никогда не поверил бы, я первый поднял бы его на смех… если бы не был там и не видел всего собственными глазами!

– Вы видели костяных драконов, маэстро? – подался вперёд некромант.

– Да, синьор Фесс, да, видел, – шёпотом и озираясь по сторонам, быстро ответил Гольдони. – Видел, будь я трижды проклят и поражён бессилием, но видел! Твари, костяные твари, не такие, как мой Гробус, не рождённые искусством, но сплавленные и преображённые чародейством!..

– Как интересно, – проговорил Фесс. Это сказал его разум, не он сам. Он сам слишком вслушивался в эхо окружающего мира, в дальние, пришедшие из неведомой глуби отзвуки. Отзвуки старого, которые он так жадно отыскивал, словно голодающий – крошки засохшего хлеба в пыли.

Но Изменение уже случилось. Всё изменилось, всё.

– И как же вы справились, маэстро Гольдони?… – звучал голос драконицы.

– Да уж справились, синьорина, кое-как, но справились. Эх… и хотелось бы приврать, да вам смысла нет. Прохиндей Гоцци как-то справился. Какие-то чары, явно запретные, Святой Церковью не одобренные… но действенные, мадонна миа, действенные!

– И что же с ними случилось? – Они все трое медлили перед закрытой железной дверью. В свете масляного огонька поверхность её поблескивала маслянисто-синеватым стальным отливом.

– Этот прохиндей Гоцци в жизни бы не смог сотворить сам подобные чары! Где-то украл, конечно же… повезло, что называется… мы-то, настоящие волшебники, все чары свои плетём сами, каждое заклинание, бывает, по месяцу составляешь… а он, прохиндей, где-то книгу запретную добыл, нос в неё длинный засунул, и вот, пожалуйста! Карло Гоцци, победитель костяных драконов!.. был ли в жизни моей день печальнее?…

– Что же он сделал? В точности – что?

– В том-то и дело, синьор Фесс, что ничего! Как творится нормальное заклинание? Символы, руны, ингредиенты, фигуры, инкантации. Система. Порой несколько дней готовиться нужно, ну да вы это сами, конечно же, знаете.

– Знаю, маэстро. А что же прохиндей Гоцци?

– А он всего одно слово и выкрикнул! Понимаете, синьор?! Всего одно слово! Я так возмутился, что даже разобрать его не смог. Представляете, какое прохиндейство?! Что же станется с нашим высоким и тайным искусством, если заклинания сделаются, простите меня, словно подзаборные ругательства?! Если кто угодно сможет стащить книгу, выучить слова, и… Вы ведь понимаете меня, синьор Фесс?

И маэстро Гольдони, словно позабыв уже о сомнительных обстоятельствах собственного знакомства с синьором Фессом и «прекрасной синьориной», искательно заглянул в глаза некроманта, словно тот способен был единым мановением руки сделать так, что все эти «прохиндейства» прекратятся раз и навсегда.

Он что-то чувствовал, этот Гольдони. В конце концов, сумел же он обхитрить того самого дракона, заполучив «Душу»!..

– Прекрасно вас понимаю, синьор. Но, быть может, вы всё же откроете двери?…

– Что?… ах да, да, конечно. Дверь. Как я мог забыть…

Ключ в замке, оправдывая славу цвергов – то есть местных гномов, – провернулся совершенно бесшумно.

Открылся тёмный проход, узкий и низкий. Здесь кончалась каменная кладка и начинался тоннель, вырубленный в дикой скале.

А по обе стороны прохода на полках громоздились человеческие кости. Сложенные с пугающей аккуратностью и чёткостью, будто выверенные по нити. Кость к кости, явно скреплённые клеем. Покрытые вековой пылью. Мёртвые, неподвижные, тупо пялящиеся пустыми глазницами перед собой…

Аэсоннэ сощурилась, вскинула руку – правый кулак вновь полон янтарного огня.

– Это здесь?

– Что «здесь», пре… синьорина?

– «Душа Дракона». Он ведь здесь, этот камень?

– Помилуйте, синьорина, ну мне-то откуда знать? – очень натурально развёл руками маэстро.

– Ну, а кто же ещё знает… – неопределённо протянула драконица, первой шагнув за порог. Фесс болезненно сморщился – где-то глубоко в груди движение Аэ отозвалось странной тянущей болью. – Но на нет, маэстро, и суда нет.

– Э-э-э… я пойду тогда, ведь верно? – робко осведомился чародей. – Я ведь вам больше не нужен, правильно? Вход этот единственный, я стража сейчас отзову…