Виталий Храмов - Темные тропы [litres с оптимизированной обложкой]

Мне даже показалось, что от меня волной прошла вспышка во все стороны, осветив все тёмные закоулки этого переулка. Закурилась дымком связка хвороста, брошенная служкой. Самого служки не было. Зато был беглец. Он как раз пришёл в себя. А вот я «вышел из себя». Потому вижу его насквозь. Всю его мелочность и низменность.

Он не Тёмный. Он – никакой. Он – обычный. Он – никто. Они с дружками просто под шумок грабили. Насиловали. А потом убили. Потому что булочница узнала их. И они её убили. Ради похоти и семи медяков.

Я хотел взять его жизнь и кровь как материал для восстановления. Но после крови Светляка мне было противно даже думать об этом ничтожестве. Он просил пощады. Молил меня. Как и булочница – молила их. Ногой переворачиваю пресмыкающегося насильника на живот, наступаю ему на поясницу, хватаю за ноги и тяну их вверх. Под отчаянный визг ничтожества. После громкого хруста визг оборвался булькающим стоном. Так же за ногу, как дохлую псину, бросаю его на разгорающиеся ветки вязанки хвороста. От злости смог.

За моей спиной – отчаянный крик сгорающего заживо человека. Вот и я теперь – фанатик! Сжигаю заживо! Убивая Светлых. Убиваю Тёмных. Убиваю – никаких. Меня хотят убить – Светлые. Хотят убить – Тёмные. Хотят убить – никакие. Но я убиваю их. Я – Смерть. Это моё призвание. Я – Смерть.

И она это поняла. Нет. Нет её вины. Никакой. Мой самообман. Как можно её обвинять в этом? Мой самообман. Я решил, что Смерть можно полюбить. Глупец!

Нет у меня и обиды на неё. Совсем нет. Она всё сделала правильно. Приняла самое верное, единственное разумное решение. Воспользовалась возможностью. Использовала Смерть против всего Мира, что встал перед ней стеной. Закрывшись Смертью от опасностей, спрятавшись за спиной Смерти от рока. Да, она использовала меня.

Молодец! Умница! Она не обманывала себя. Она лишь подыграла мне. В моём самообмане.

Я. Я – виноват. Я – сам себя обманул. Я хотел быть обманут – она изобразила влюблённость. Смерть нельзя полюбить. Невозможно. Смерть не может любить! Слышишь?! ТЫ! Услышь сам себя!

Смерть не должна любить! Любовь, обида, злоба, боль и сожаление – человеческие чувства. А ты – не человек! Хватит мучить себя! Смирись же! Ты – лишь функция! Ты – не человек! Функция! Так иди же и сделай то, ради чего ты создан! Ты – функция!

Ты – Смерть! Потому все эти эмоции, чувства и прочую блажь засунь куда подальше! Под хвост! Или брось на тот костёр. Пусть сгорят с такими же душераздирающими криками. Функция не должна испытывать эмоций. Функция должна быть рациональной!

Больно? Самообман – всегда больно. Ты – Смерть. А с чего ты решил, что можешь прожить жизнь обычного человека? Потому больно. И чем больше ты сам поверил, что ты человек – тем больнее. Ты – просто функция. Для тебя должны быть только объекты целевого назначения и объекты повышенного внимания, которые могут препятствовать выполнению целевой функции. И прочий белый шум.

А ты решил, что ты не функция, а субъект? Ха-ха! Боль – наказание! За заблуждение, за самообман. Нет – своих. Нет чужих. Нет любимых, нет ненавистных. Есть только цель. И объект.

Вот он! Объект. За высоким забором. В глубине парка. В самом маленьком по окружности, но самом высоком по вертикали здании, в башне, под самым срезом. Объект.

Все остальные заблуждения – боль. И заблуждения эти очень глубоко засели во мне. Я испытываю душевную боль, разочарование, обиду, злость на объект и боль потери людей, ставших мне родными, близкими и любимыми. Так мне и надо! Раскатал розовые сопли – по губам! И получил по губе, чтобы не отвисала! Ты – не человек! Ты – Смерть! Так иди же и убей этого урода! Два слоя прозрачности – и вперёд! По исполнении – доложить! Смерти! Лично!

Живчик полулежал в мягком ложе с мягкими спинками, попивая перебродивший нектар из серебряного кубка и любуясь игрой огня в камине, стараясь этим унять душевное смятение и встретить неизбежное с достоинством.

Потому, когда я выбил оконный витраж и ввалился в эту комнату на самом верху башни, Живчик меня встретил не с испугом, а с удивлением. Он почти сразу узнал меня – я ему запомнился своей неординарностью и непроницаемостью для его Щупалец Жизни. Но много веков занимающийся одним и тем же – излечением людей, Живчик с первого взгляда увидел моё потрёпанное состояние.

– А, это вы! – пробормотал он, жестом возвращая себе трезвость ума. – Это безумие – и вас потрепало. Только зачем выбивать это прекрасное мозаичное стекло? Мастер, что его изготовил, уже не сможет повторить подобный шедевр. Он умер… очень давно. И его искусство – вместе с ним.

С трезвостью Живчику возвращалась и его суетливость, и его говорливость. Столь несвойственные его почтенным го… векам.

– Не стойте столбом, – речитативом частил он, – укладывайтесь на кушетку. У нас не так уж много времени. Не знаю, сколько, но я бы не хотел, чтобы вы встретили мою Смерть вместе со мной. Ну, что же вы? Поторопитесь, сударь! Сегодня и так суматошный день! Сумасшедший день! Безумный! Эти беспорядки в городе, эта скандальная женщина! А мне сегодня приснился сон. Вещий. И я ему верю. Сон предупредил меня, что сегодня меня навестит Смерть.

– Я – Смерть, – разрывая горло, каркаю я. И снимаю с себя и вторую прозрачность.

– Ах, вот оно что! – всплеснув руками, пробормотал старик, плюхаясь на диван. – Это многое объясняет. А чем обязан подобной чести вашего визита?

– Гибели невинного мальчика, – каркаю я, терпя жуткую боль. Каждое слово разрывало мне горло.

– Гибели мальчика? – удивился Живчик.

«Давай, вызывай своего покровителя и покончим с этим!» – передаю я ему Зовом, пробив наконец его ментальные защиты. Это, для меня, оказалось проще, чем рвать горло разговорами.

«Собственно – уже», – кивнул старик.

Растерянность ушла из него. А вот страха передо мной не появилось. Возможно, прожив столь много лет, перестанешь бояться Смерти. Но вот недоумение его не покинуло.

«Только вот никак не возьму в толк, о гибели какого мальчика вы говорите?» – удивляется старик.

«Мальчика с повреждённым позвоночником, которого я тебе привёз на излечение», – поясняю я, доставая штык.

– Как? – вскричал Живчик, вскакивая. – Он – погиб? Когда?

«Переигрываешь, лесовик, – качаю головой я. – Переигрываешь. Я бы поверил, если бы ты сказал, что операция прошла не совсем удачно, что начались какие-либо ураганные последствия… чего-нибудь. Но делать вид, что совсем не в курсе – перебор. Особенно перед лицом Смерти»

– Позволите? – спрашивает старик, семеня к столу, взяв с него пластину какого-то прибора. – Это Дальноокий. Он – не оружие.

Прибор засветился. Живчик напряжённо управлял прибором, пока его брови не взлетели к седым волосам на голове.