Дилан Фэрроу - Безмолвные [litres]

Я не позволю себе стать как Кеннан.

Я думаю о маме. О ее нежных руках и терпеливой улыбке. Это возвращает мне равновесие, и я выравниваю шаг.

Лестница в склоне горы вьется вниз от тренировочной площадки к алькову под ней. Я ищу перила или что-нибудь, за что можно было бы ухватиться, но их нет; тогда я стараюсь не думать о головокружительном падении. Лестница широкая и, вероятно, совершенно безопасная. Кеннан легко скользит по ней.

Здесь устроен полигон для стрельбы из лука, надежно спрятанный на скале с каменным барьером, воздвигнутым для защиты от воющих горных ветров. Кеннан делает знак слугам, обслуживающим стрельбище. Они спешно расходятся.

Я сжимаю челюсти, гадая, какую пытку она придумала сегодня.

Вскоре одетые в черное и белое слуги возвращаются, один с арбалетом, другой с колчаном стрел. Два других толкают огромное, богато украшенное зеркало.

– Предыдущие испытания были мерой твоей выносливости и силы воли, – прерывает молчание Кеннан, и ее голос резким эхом отдается от каменных стен, – сегодня мы проверяем твою сосредоточенность. Твоя задача – попасть в яблочко. Она кивает на зеркало, которое помещено в центре круга, блокируя цель, – ты должна сделать это, не потревожив стекло.

Слуга быстро устанавливает болт на место и кладет арбалет в мои руки. Он тяжелее, чем кажется.

Я никогда раньше не держала арбалет в руках, но мы с Мадсом наблюдали за стрельбой ополченцев с вершины холма за мельницей. Я немного пошатываюсь, пока мне не удается более или менее воспроизвести позу, которую я помню. Слуга молча поправляет меня, прежде чем отступить назад.

– Я не знала, что барды используют арбалеты, – говорю я.

– Барды обучены владеть разнообразным оружием, – отвечает Кеннан, – универсальность очень важна.

– Как кинжалы? – спрашиваю я, стараясь говорить непринужденно.

Я внимательно наблюдаю за лицом Кеннан, но ее единственная реакция – слегка нахмуренные брови.

– Мы обучены для ближнего и дальнего боя, – говорит она.

– Но почему? – вопрос раздается прежде, чем я успеваю его обдумать.

– Есть много вещей, которые могут угрожать нашей стране, как изнутри, так и извне, – говорит Кеннан – Как барды, мы должны быть готовы встретить любую угрозу и победить.

– Как вторжения? Восстания?

Взгляд Кеннан становится ледяным.

– Есть ли смысл в этих бессмысленных расспросах?

– Я только что заметила, что у всех бардов золотые кинжалы, – я пожимаю плечами, надеясь, что это выглядит небрежно, – наверное, это оружие они выбрали.

– Дерзкое предположение, – голос Кеннан звучит мрачно-покровительственно.

Я испытываю удачу. Возможно, мне удастся задать последний вопрос, но только если я тщательно взвешу свои слова.

– Тогда зачем их вообще носить?

Кеннан закатывает глаза.

– Кинжалы носят церемониальный характер. Катал вручает их нам по завершении обучения, когда мы формально вступаем в ряды бардов. Если ты так сильно этого хочешь, я предлагаю тебе пройти тест.

Я послушно киваю и убираю руку с арбалета, позволяя ему ненадолго опуститься на землю. Это позволяет мне на мгновение взглянуть на ботинки Кеннан. Церемониальный золотой кинжал отсутствует.

Это может быть совпадением, рассуждаю я, поднимая арбалет, чтобы прицелиться. Что-то скручивается внутри меня. Возможно, я ошибалась насчет Найла, ношение кинжала – это требование. Убийцей Ма могла оказаться Кеннан – или Равод. Или кто-то другой, кого они втроем прикрывают.

Мое дыхание становится тяжелым, когда я пытаюсь направить арбалет. Образ Равода, вонзающего золотой кинжал в грудь моей мамы, вспыхивает в моем сознании. У меня дрожат руки. Я не понимаю, почему меня так беспокоит возможность того, что он может быть преступником.

Арбалет выстреливает случайно, и я задыхаюсь, зажмурив глаза, когда болт вылетает с пугающей скоростью. Когда я открываю глаза, болт торчит из земли в нескольких футах от меня.

– Наверное, я слишком надеялась, что ты во что-нибудь попадешь, – усмехается Кеннан. Она делает знак слуге перезарядить арбалет.

Я хочу объяснить, что арбалет слишком тяжелый. Мои руки начали уставать просто от удержания этого аппарата вертикально. Взгляд в сторону Кеннан дает понять, что это не самая лучшая идея. Я проглатываю слова, а слуга поднимает болт и снова заряжает арбалет.

Я поднимаю оружие на уровень глаз. Мышцы рук напрягаются под тяжестью навалившегося на них груза, и мне трудно удержаться на ногах.

Благословение. Мне нужно что-то сказать, как-то передвинуть зеркало для четкого выстрела в цель. Или я должна заставить болт облететь вокруг него? Я прикусываю губу, пытаясь побороть неуверенность, мои руки начинают трястись еще сильнее.

Я нажимаю на курок.

Стрела летит быстрее, чем мои мысли. Я не успеваю сообразить, что делать, как она рикошетом отскакивает от витиеватой серебряной рамы зеркала и, не причинив ей вреда, отлетает в сторону. Слуга послушно спешит за ней.

Я опускаю арбалет. Мои ноющие руки благодарны, но я морщусь. Может, людей сводит с ума не умение благословлять, а тренировки.

Проходят часы. Мои руки и ноги онемели. Расходуя стрелу за стрелой. Большинство пролетают мимо. Одна разбивает зеркало в верхнем левом углу. Кеннан потягивает чай, принесенный слугой.

Я делаю передышку между перезарядками, чтобы немного размять шею. В глазах стоят красноватые блики. Мой пульс учащается, когда я перевожу взгляд, стараясь не поворачивать голову, чтобы Кеннан не увидела, что я отвлеклась.

Найл идет в дальний конец стрельбища и быстро исчезает за дверью, которая почти теряется в тени.

Когда слуга в сотый раз перезаряжает арбалет, я понижаю голос до шепота.

– Куда ведет эта дверь? – я наклоняю голову.

– Это мужская казарма, миледи, – так же тихо отвечает слуга.

Мужские казармы. Если мне понадобится больше информации о Найле, я, скорее всего, найду ее именно там. Мой мозг лихорадочно работает – как заставить Кеннан освободить меня на этот день.

Я отваживаюсь бросить взгляд в ее сторону. Кеннан опускает чашку на блюдце, злобно сверкая глазами.

– Ты не закончишь, пока я не скажу, – ее голос раскалывает тишину, как удар хлыста. Я тяжело дышу сквозь зубы и поднимаю арбалет. Боль в моих руках возобновляется.

Возможно, я могла бы просто убежать и надеяться на лучшее…

Ты никогда ничего не продумываешь. Голос Фионы шепчет у меня в голове. Я незаметно киваю. Я в замке. Импульсивные выходки здесь мне не помогут. Я не могу позволить себе рисковать.

Если я хочу проникнуть в мужскую казарму, мне нужен план.

Я натягиваю старую белую рубашку поверх тренировочного костюма и заправляю волосы за воротник. Небольшая маскировка, но вполне достаточно, чтобы сойти за слугу. А слуги невидимы для бардов. Если те и смотрят на них, то так же, как смотрят на всех простолюдинов – с холодной отстраненностью.