Дилан Фэрроу - Безмолвные [litres]

Найл усмехается.

– Тебе так кажется? Ты действительно так думаешь?

– Я… – впервые я вижу, как Кеннан колеблется. Затем все снова погружается во тьму.

Высший совет должен был стать бастионом истины и порядка. Так нам всегда говорили. Может быть, лабиринт пытается запутать меня? Я не хочу верить, что Катал способен на такие зверства. Я не хочу верить, что кто-то, замаскированный под мантией праведности, может быть настолько злым.

Сколько бардов отправил Катал, чтобы найти Книгу дней? Скольких бардов постигла печальная участь?

Я следующая?

Я отступаю назад, лихорадочно ища глазами дверь. Бежать. Несколько появляются, как и раньше. Я бросаюсь к ближайшей и быстро прохожу сквозь нее.

Неужели я обречена на безумие?

Поддаться безумию снова кажется милосердием. Все лучше, чем правда.

Я бегу.

Я нахожу еще комнаты. Опять коридоры. Опять темнота. Куда бы я ни повернулась, везде призраки замка. Дверь за дверью, дверь за дверью…

Мое сердце бешено колотится в груди. Я останавливаюсь, обнаружив себя в коридоре женского общежития бардов. Там, откуда я начала.

Двери никуда не ведут, кроме как по кругу. Вот как другие оказались в ловушке. Как я могу оказаться в ловушке, если ничего не придумаю.

Раньше я доверяла дверям. И Высшему совету. Я позволила им провести меня.

Но, возможно, мне следует действовать решительно.

Я закрываю глаза, сосредотачиваюсь, но едва могу нормально думать. У меня кружится голова от разочарования, от усталости, от страха.

Я прижимаюсь к каменной стене и опускаюсь на пол. Я хочу плакать, но ничего не получается. Не знаю, как это сделать. Я больше не знаю, что реально.

Меня охватывает паника, что все это – кошмар и я все еще стою в дверях своего дома в Астре, крича от ужаса из-за смерти мамы. Что я несусь вниз в пропасть неопределенности и никогда, никогда не перестану падать.

Должно быть, это и есть безумие. Хуже, чем смерть.

Катал сказал, что лабиринт чуть не убил его. Теперь я понимаю, что он имел в виду. Смерть, или вечная ловушка в этом бесконечном кошмаре, начинает казаться реальной и пугающей возможностью.

Мое тело болит под тяжестью всего, что со мной случилось. Я не могу перестать дрожать – даже когда слышу тихий звук, доносящийся до меня как будто издалека.

Я щурюсь. Имоджен стоит в конце коридора, окруженная тенью. Ее локоны свободно упали на лицо. Издалека она кажется крошечной, и я вспоминаю, как она молода – не намного старше, чем была я, когда потеряла Кирана.

Откуда она знает? Почему она всегда появляется, когда я чувствую себя одинокой, когда я нуждаюсь в ней?

– Меня зовут Имоджен, – сказала она. Как мою любимую овцу из дома.

Это обрушивается на меня, как тысяча валунов.

Она тоже ненастоящая. Она – благословение. Не более чем иллюзия. Она – это я. Я помладше. Плод моего отчаяния.

– Нет, – бормочу я, стараясь говорить спокойно, – ты ненастоящая, – мой голос царапает мне горло, – я одна.

Она осторожно подходит ближе.

Ее лицо наполовину скрыто тусклым светом. Она тянется ко мне. Ее рука касается моего плеча, и я вздрагиваю. Ее прикосновение кажется реальным. Я так растеряна, так напугана, так ошеломлена, что не знаю, что и думать.

Она опускается передо мной на колени. Вблизи она не похожа на меня. Ее глаза потемнели. Вместо множества веснушек у нее под глазом только маленькая родинка. Ее волосы стали еще более дикими.

Я моргаю.

– Шай, – тихо говорит она, – ты не одна такая.

– Этого не может быть… – говорю я, не желая доверять ей, не готовая доверять ничему, – ты всего лишь благословение. Плод моего воображения.

Она качает головой.

– Ну, это неожиданно, – выпаливает она. Это так прямолинейно, что я почти смеюсь.

И задумываюсь.

– Как ты здесь оказалась? Почему ты всегда появляешься именно тогда, когда я в тебе нуждаюсь?

Имоджен вздыхает и отводит взгляд. Когда она снова смотрит на меня, я вижу намек на улыбку в ее глазах.

– Он велел мне следить за тобой. Чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

– Он? – она говорит о Катале? Раводе?

– Все, что я могу сказать, это то, что я знаю, насколько ты сильна, Шай. Я видела это собственными глазами, – она осторожно протягивает руку и убирает упавшие мне на лицо волосы, – тебе действительно следует больше доверять себе.

Прежде чем я успеваю ответить, она исчезает из виду, и я остаюсь одна в лабиринте.

Слова Имоджен вплетаются в мои мысли. Она права. Я так беспокоилась, чтобы заставить Катала поверить мне. Желая, чтобы Равод поверил мне. Я никогда не пыталась поверить в себя.

Я помню все, что произошло, – все, чему я была свидетелем. Я мысленно повторяю историю маминой смерти, вспоминаю, как констебль лгал и изменял историю произошедшего, как он давил на меня и заставлял бояться, что другие обвинят меня. Выражение лица Фионы, даже когда она протягивала мне сумку, – ее страх, что я говорю правду.

Мадс тоже. Он посоветовал мне перестать бороться, перестать искать ответы. И вовсе не потому, что он считал меня сумасшедшей. Он боялся того, что я обнаружу.

Этого недостаточно, чтобы вернуться обратно. Я должна знать. Я думаю о тех, кого послали сюда бесцельно бродить, пока они не сойдут с ума. С трудом поднимаясь на ноги, я прижимаю ладони к стенам. Я закрываю глаза и перевожу дыхание.

– Истина.

Ткань реальности отзывается серией слабых импульсов, искажаясь от жара в моих пальцах. Лабиринт под поверхностью кажется удивленным этим словом, как будто его никогда не просили об этом.

Но я не спрашиваю, я говорю.

Я крепче упираюсь ногами в землю, сопротивляясь потоку, который связывает меня на спектральном плане, отталкивая все мои чувства и запирая себя на месте. Я делаю глубокий вдох, позволяя течению омыть меня.

Я закрепляю свое благословение в реальности, как учил меня Равод, вызывая в памяти убийство мамы, событие, которое поставило меня на путь поиска ответов. Это дает мне ясность. Мой гнев на несправедливость ее смерти стягивает нити моих намерений вместе. Я вплетаю в себя всю боль и трудности, которые мне пришлось пережить на этом пути, создавая оплот против набегающих на меня волн.

– Меня никто не тронет, – мое благословение – это крик против нарастающего прилива, – я хочу знать правду.

Течение разбухает так, что наступает переломный момент… и резко останавливается. Прямо передо мной в стене появляется проход, и камень крошится. Это не очередная призрачная дверь. Вокруг него нет ни проблеска иллюзии, ни мерцания. Она настоящая.

Дрожь пробегает по воздуху. Электрический ток. Трещина, проходящая сквозь ткань лабиринта. Я закрываю глаза.

Когда я открываю их, я стою на том же месте, но уже не в промежуточном плане существования.