Джосайя Бэнкрофт - Король отверженных [litres]

Сенлин вызвался идти впереди, и Голл согласился только после того, как вынудил Сенлина отдать карту и вьюк в качестве гарантии, что он не попытается сбежать. Вместо того чтобы снова поднять лампу, Сенлин скользнул вниз вслед за ней, заполучив по пути несколько ссадин от трения.

Когда он спустился на выступ, то с удивлением обнаружил, что поверхность мокрая и скользкая от какой-то разновидности нефритово-зеленых водорослей. Убедившись, что твердо стоит на скользком полу, Сенлин отвязал лампу, крикнул «все чисто» и начал осматривать ровную землю.

Площадка не соединялась с другими вентиляционными шахтами. У задней стены, которая тянулась примерно на пятьдесят шагов, возвышалось корыто глубиной с ванну. К своей радости, Сенлин увидел, что в этой длинной «поилке» есть вода, скопившаяся благодаря журчащему роднику. Журчание текущей воды звучало, словно музыка. Зеленая слизь, покрывавшая бассейн, со временем засорила сток, и вода разлилась по всей площадке. Корыто было домом для крошечных светящихся креветок, которые напоминали молочную галактику, когда двигались ленивой стайкой.

Три забрызганные затиркой каменные емкости, точно огромные купальни для птиц, стояли на самом краю оазиса. По обе стороны площадки под стеллажами с древними деревянными инструментами лежали груды песка и засохшей извести. Немного поразмыслив, Сенлин понял, что это за место: давным-давно здесь готовили строительный раствор.

Голл и Тарру благополучно спустились вниз, и ни один даже не попытался скрыть разочарования по поводу заболоченного пола, нехватки матрасов и полнейшего отсутствия официантов. Их немного успокоила свежая вода, которая казалась пригодной для питья. И хотя площадку покрывала вязкая слизь, на которой спать было бы не очень приятно, нашлись, по крайней мере, деревянные ведра – годная замена табуретов.

Сенлину потребовалось несколько дней, прежде чем кризис голода пересилил отвращение к их пайкам. Лепешки из жуков были гротескными по текстуре и отвратительными по вкусу, но удивительно сытными. Измученные дневным подъемом, они расставили ведра по кругу и передали друг другу мешок с галетами.

– Знаешь, – сказал Тарру, – даже если не позволять себе думать о том, что ты ешь, пока ты это ешь, они все равно малосъедобны. – Он демонстративно изучил лилово-серую «шайбу» со специфической текстурой. – Это как паштет из потрохов с изюмом, да? Нет, не изюм. Как думаешь, что это такое? Головы?

– Джон, пожалуйста. Я хочу удержать съеденное внутри, – сказал Сенлин между глотками из бурдюка с водой.

Они сидели вокруг сумериновой лампы, словно у холодного костра. Остальные фонари стояли в резервуарах для приготовления раствора, по одному на каждом конце площадки.

Голл держал мушкетон на коленях, пока ел лепешку из насекомых, и переводил взгляд с Сенлина на Тарру, неизменно настороженный и подозрительный. Прежде чем они сели, Голл вновь забрал у Сенлин вьюк с припасами и теперь сам таскал его на спине, чтобы никто из спутников не сбежал. Сенлин задумался, куда именно они могли бы убежать. Каким бы умным он ни был, летать все равно не умел. В своем теперешнем изнеможении он даже не был уверен, что сможет подняться обратно по веревке, по которой они спустились. Но паранойя Голла оказалась сильнее здравого смысла.

За пять дней, прошедших с начала восхождения, у них не было возможности поговорить. Они лишь обменялись парой слов, чтобы Тарру понял, что Голл прекрасно осведомлен о его попытке заговора. Голл не скрывал своего желания застрелить Тарру. Поскольку не было никаких причин продолжать притворяться вежливым, Джон принялся подкалывать Голла, и между ними быстро возникла взаимная неприязнь, которую могло успокоить только молчание.

Площадка для смешивания раствора оказалась первой ровной поверхностью, располагающей к беседам, с тех пор, как лагерь фанатиков остался позади. Сенлин гадал, сколько времени потребуется этим двоим, чтобы начать осыпать друг друга колкостями. Ответ пришел довольно скоро.

– Итак, расскажите нам, мистер Голл О’Вастый, как именно вы связались с фанатиками? – спросил Джон. – Попались в крысиную ловушку? Или они приняли вас за уродливого сироту и усыновили?

– Я убегал от стаи громил-переростков вроде тебя, которые ошибочно полагали, что я должен им деньги. – Обритая голова Голла и его заметная худоба лишь подчеркивали его большие и подвижные брови. Голл выглядел, подумал Сенлин, как карикатура на себя прежнего. – Я знал, что фанатики защищают новообращенных. И я не против маленькой лжи, если она спасет от побоев.

– Да что ты? Предпочитаешь лежать лицом вниз или вверх?

– Наверное, я следую примеру твоей матери, ходдер: позволяю джентльмену решать самому.

Тарру хлопнул ладонью по воздуху:

– Перестань нести эту чушь про ходдера! Ты самый худший актер, которого я когда-либо видел, а я побывал в тысячах пьяных «театров и ужинов» [6] «Театр и ужин» (dinner theatre) – театральное представление (как правило, легкая комедия или мюзикл) в зале перед ужинающей публикой; комбинация театра и ресторана. .

– Или, как говорят твои друзья, «чаепитиях с Джоном».

– Содик видел тебя насквозь. Мне было неловко смотреть, как ты ухмыляешься и пожимаешь плечами, как будто кого-то дурачишь. Ты, кажется, ошибочно решил, что сарказм – законный драматический прием.

– И все же почему-то не в меня стреляли дважды за неделю, – сказал Голл.

– В меня стреляли всего один раз.

– А ты еще поговори! – Голл погрозил ему мушкетоном, который не очень-то устрашающе задребезжал.

– Что же с тобой случилось, если ты такой угрюмый? – спросил Тарру.

– Что со мной случилось? – Финн Голл швырнул кусок жучиной лепешки через плечо в зияющий овраг за спиной. – Со мной случился Томас Сенлин! Я знаю, что он не выглядит грозным. О, это меня и одурачило! Но за один вечер он убил моего управляющего, сбежал с моей восходящей звездой сцены, уничтожил мой порт и похитил мою личную телохранительницу. – Голл отмечал каждую жалобу, загибая палец. – Моим врагам потребовалась всего неделя, чтобы распотрошить остатки моего имущества, и еще неделя, чтобы обратить к взысканию все мои долги. – Он сжал руки в кулаки и затряс ими, как безутешный младенец. – У меня жена и шестеро детей! Шестеро! Ты хоть представляешь, где они сейчас? Они живут с родственниками, которые их ненавидят, стирают грязное белье в Купальнях. Младшей четыре года. Четырехлетняя девочка по двенадцать часов в день отжимает ссаные простыни. И ждет, когда отец выкарабкается из этого неизбежного ада и спасет ее! – Голл покрутил обтянутый кожей приклад своего оружия и впился взглядом в Сенлина. – Я дал тебе работу. Я дал тебе жалованье. И ты погубил меня за это!