Джосайя Бэнкрофт - Король отверженных [litres]

Внезапное откровение разрушило благоговейный трепет Эдит.

– Красная Рука, – сказала она. – Зачем же ты ввел это ему в вены?

– Чтобы спасти ему жизнь, – без запинки ответил Сфинкс. – Его нашли плавающим с посиневшим лицом в Купальнях, он был безымянным туристом в купальном костюме. Местные врачи смогли запустить его сердце и восстановить дыхание, но он остался лишь безмозглой оболочкой, немым подобием человека. Один капитан, который обычно набирал для меня блюстителей, привел его сюда. Я испробовал все, что мог, чтобы оживить его разум, но все мои усилия потерпели неудачу. В качестве последнего средства я решил попробовать что-нибудь радикальное. Я ввел заряженную среду в его кровоток. К моему удивлению, он проснулся.

Он ожил, но его прежняя жизнь и знания исчезли. Поскольку он не мог вспомнить своего имени, я назвал его Охряником [7] Охряник (reddleman) – разъездной торговец, снабжавший фермеров красной охрой, необходимой для маркировки овец. В силу особенностей ремесла, охряники часто были испачканы в краске с ног до головы (см., например, описание охряника в романе Томаса Гарди «Возвращение на родину»). , потому что от среды его пальцы как будто испачкались в красной охре. – Сфинкс съежился, когда поставил вспыхнувший флакон обратно в ячейку.

Тот тускло светился, как догорающий уголь.

– У него был ум ребенка и такое же детское любопытство. У него был ненасытный аппетит к фактам и информации. Поэтому я загрузил его учебниками и энциклопедиями и отправил обратно в Купальни, чтобы он жил и работал как блюститель. Я думал, это будет тихое место, где он сможет выздороветь и продолжить свое образование. Я почти убедил себя, что восстановление разума не так уж сильно отличается от приделывания новой конечности. Я и не подозревал, насколько восприимчивым он стал из-за душевного расстройства. Охряник быстро понял, как устроен мир, но это не возродило его совести. Он был умен, но не испытывал ни малейших угрызений совести. Комиссар Паунд заполнил эту этическую пустоту собственными ядовитыми идеями.

– Я видела, как он разорвал на куски полдюжины человек, – мрачно сказала Ирен. – Он и меня чуть не убил. Если ты знал, что он так опасен, почему ничего не сделал, чтобы остановить его?

Сфинкс вздохнул и заткнул пробкой еще один наполненный флакон.

– Полагаю, дело в оптимизме. Или в отрицании? Я не уверен. Но с тем же успехом я мог бы спросить тебя, почему ты столько лет служила человеку, который сколотил состояние, превращая отчаявшихся женщин в артисток варьете и невольных невест. Да, я знаю все о твоей жизни в Новом Вавилоне.

Лоб Ирен исказился от боли, и Эдит бросилась на защиту подруги.

– Разница в том, что у Ирен не было таких ресурсов и альтернатив, как у тебя.

– Нет, разница в том, что мой выбор служил определенной цели. Грядет война, и, нравится нам это или нет, для победы нам понадобится Красная Рука.

– Ну, просто держи его подальше от меня и Волеты, и у нас не будет никаких проблем, – сказала Ирен.

Сфинкс рассмеялся:

– Мне нужно, чтобы ты развязала узлы своих мыслей. Представь себе какое-нибудь приятное место. – Сунув полную батарею в пустую люльку, Сфинкс проскользнул между тележками, полными стеклянной посуды, к черной двери, которую они раньше не заметили. – Ну как, расслабилась?

– Со мной такого не бывает, – ответила Ирен.

– Ну пожалуйста, попробуй притвориться. – Сфинкс повернул ручку.

В дверном проеме возник силуэт невысокого мужчины с брюшком и тощими конечностями. На фоне сумрака его кожа излучала слабый рубиновый свет.

Ирен схватила ближайшую тележку и подняла ее над головой, от чего пустые пузырьки градом просыпались на пол. Эдит предостерегающе вскрикнула, но недостаточно быстро. Амазонка швырнула тележку в голову Красной Руки.

Если Красная Рука и дрогнул, Эдит этого не заметила. На самом деле она едва уловила движение его рук, когда он схватил тележку на лету. Он поставил ее на черный пол и смущенно посмотрел на Сфинкса:

– Вы не говорили, что она будет швырять в меня мебелью.

– Я и не знал, что она так поступит, – сказал Сфинкс.

Превозмогая удивление от быстрой реакции Красной Руки, Ирен схватила вторую тележку, но Эдит вцепилась в руку подруги, прежде чем она успела поднять «снаряд».

– Постой.

– Он пытался убить нас! – горячо воскликнула Ирен. – А что помешает ему попробовать еще раз? А как же Волета?

– Замри. Остановись. Это приказ, – сказала Эдит более твердо. – Отпусти тележку.

Ирен неохотно подчинилась, и Эдит, убедившись, что угроза второго нападения миновала, повернулась к Сфинксу:

– Я думала, он парализован.

– Так и было! – произнес Красная Рука, обнажив в широкой улыбке крупные зубы. – Я только вчера восстановил контроль над руками. – Он поднял руки, и шнурки на рукавах льняной рубашки привлекли его внимание. Какое-то мгновение он дергал их, как кот, а затем энергично тряхнул головой, словно прогоняя отвлекающий фактор. – А сегодня утром ко мне вернулись ноги. У меня была прекрасная прогулка.

– Я не с тобой разговариваю! – Эдит ткнула пальцем в Красную Руку, продолжая сердито смотреть на Сфинкса.

– Так это ты меня убила? – Красная Рука говорил без злости и обвинений.

Его голос, высокий и немного хрипловатый, звучал пытливо, почти весело, но не сердито, что смутило Эдит.

– Верно. Но в ее защиту скажу, что в то время ты вел себя очень плохо.

– Правда? Мне очень жаль, – сказал Красная Рука, оглядывая Эдит от пушистого воротничка до тапочек и обратно. – Она выглядит довольно сильной. И злой. Я думаю, что она хочет убить меня.

– Очень проницательно, Охряник. Наблюдательность к тебе тоже возвращается. И я думаю, что ответ – вероятно, да, – сказал Сфинкс.

– Из-за того, кем я был? – Красная Рука уже приближался к Эдит и Ирен. Он был бос и шел нетвердой, шатающейся походкой. Когда разбитые флаконы захрустели под его пятками, он, казалось, не почувствовал никакой боли. Ирен выпятила грудь и встала на цыпочки, изо всех сил стараясь выглядеть устрашающе. Красная Рука улыбнулся ей, разинув рот, как турист перед памятником. – Замечательно, – пробормотал он и потянулся к ее лицу. Красный свет покрывал кончики его пальцев. – Трудно даже заподозрить, что мы принадлежим к одному виду, правда? Ты словно гора. Я – предгорье.

Ирен зарычала на него, и он убрал руку. Он повернулся к Эдит, неуклюже, как жеребенок. Она изо всех сил постаралась скрыть страх, – хотя, конечно же, боялась. Но он, казалось, был слишком поглощен броской машиной у нее на плече, чтобы заметить ее мужественную позу.

– Какой грозный инструмент! – сказал Охряник, задумчиво пощипывая себя за подбородок. Пока он изучал лишенные изящества пластины и грубые углы, Эдит согнула движитель, чтобы показать его силу и отпугнуть Охряника, хотя демонстрация не произвела должного эффекта. Он радостно зааплодировал и сказал: – Как приятно снова видеть вас в игре, господин Рука!