Джессика Клусс - Дом драконов [litres]

Таков был конец и слава всадника: умереть, быть съеденным своим драконом, а затем взлететь на небосвод, чтобы жить в вечной славе.

Слава. Герои. Губы Люциана дрогнули, и он рассмеялся.

– Что? – Эмилия казалась озадаченной.

– Помнишь это? – Откашлявшись, он заговорил низким голосом. – В объятиях шторма буйных, неслась по волнам лодка, / Отвагу лорда Люциана пришла узреть погодка, – посмеиваясь, он взглянул на нее.

Осознание вспыхнуло в ее глазах.

– «Баллада о лорде Люциане и приключениях Петунии». Как я могла забыть?

Когда им было по десять лет, Люциан, Дайдо и Эмилия отправились кататься на лодке, ничего не сказав родителям, и украли шхуну под названием «Петуния». В море внезапный шторм едва не перевернул лодку, и только ясная голова Люциана позволила им вернуться в гавань. Хотя все они были строго наказаны, родители Эмилии неохотно позволили ей представить за обедом свою эпическую пятнадцатистраничную поэму (с иллюстрациями), подробно описывающую героизм Люциана. Эмилия позволила себе некоторые вольности – Люциан не сражался с морским змеем, и сам Великий Дракон не спускался с небес, чтобы благословить детей своей мудростью, – но это отразило дух их опыта.

– О, это самая великая вещь, которую я когда-либо читал, – улыбнулся Люциан. Он был так счастлив прямо сейчас; звезды наверху, казалось, улыбались ему в ответ. – Даже эпическая поэма о разграблении Трои не имела столько любвеобильных подробностей.

– Или причудливых рифм. – Эмилия захихикала, потирая лоб. – Я действительно пыталась срифмовать «елейный» с «ударами»?

Люциан откинул голову назад и рассмеялся. Он любил смеяться! Какая прекрасная ночь!

– Когда я был в походе, то доставал копию, которую ты мне дала, и читал ее. – Даже воспоминания о войне не могли навредить ему сейчас. – Твоя поэма заставляла меня чувствовать себя… – Он искал подходящее слово. – Героем.

– Мне жаль. – Эмилия коснулась его руки. Он ощутил это прикосновение, как удар молнии. – Жаль, что у тебя не нашлось почитать чего-то лучше.

– Кое-что, о чем я не догадывался, пока не началось это Испытание. – Люциан потер лицо; теперь перед его глазами кружились пятна. Он пошатнулся, но Эмилия придержала его. – Я снова хочу почувствовать себя героем.

Эмилия положила руку ему на грудь, чтобы помочь встать ровно. Люциан рукой обнял ее за плечи. Было приятно снова обнимать ее. Приятно быть друзьями. Она была мягче, чем он помнил, удивительно мягче. Ее волосы пахли лепестками роз.

– Спасибо, Эми. – Он невнятно произнес ее старое детское прозвище. – Извини, что… э-э… прислонился к тебе.

– Нет. Это я прошу прощения, – вдохнула она.

Ей не за что было просить прощения, потому что она была такой замечательной, и милой, и доброй, и умной и… и…

Кусты зашуршали, и между ними возник Аякс. Он выполз на балкон, а Люциан с проклятием отшатнулся назад.

– Откуда ты взялся? – рявкнул Люциан.

– Э, изгородь. Очевидно. – Аякс нахмурился, стряхнул с пиджака опавшие листья и побрел по балкону, раскинув руки для равновесия. Когда парень подошел к заросшей плющом шпалере, он встряхнул ее, убедился, что она выдержит, и начал взбираться по этой чертовой штуке.

– Куда ты собрался? – спросил Люциан, нетвердо держась на ногах. Аякс оглянулся через плечо.

– Э, наверх. Очевидно. – Он усмехнулся. – Полегче с вином, приятель. Сколько ты уже выпил?

– Всего лишь один ! – крикнул Люциан, когда парень запрыгнул на балкон над ними и продолжил свой веселый путь.

– Почему он не может воспользоваться лестницей? – тихо спросила Эмилия.

– Так много тайн в этом мире. – Повинуясь внезапному порыву, Люциан схватил ее и прижал к себе. – Ты можешь оставить себе этот плащ, – прошептал он, наклоняясь и шепча ей на ухо. Ее волосы щекотали его щеку. – Оставайся в тепле. Я, эм, так рад, что мы друзья.

– Я тоже. – Эмилия вздохнула. Люциан улыбнулся.

– Я пойду поговорю с отцом. – Язык Люциана заплетался, он потерял равновесие, когда отпустил Эмилию. Аякс был прав. Как он мог быть таким пьяным после всего лишь одного бокала вина? Возможно, он съел слишком мало. – Жди здесь. У изгороди. Это будет наша тайная изгородь.

– Люциан. – Эмилия схватила его за руку, чтобы удержать. – Мне… Мне правда жаль.

Жаль, что он выставлял себя полнейшим ослом? Ну и ладно. Чтобы пережить сегодняшнюю ночь, он должен быть как можно бо́льшим ослом. Он старался не рассмеяться, когда вернулся в бальный зал и через толпу танцующих, спотыкаясь о туфли, неуклюже пробирался к выходу. Ворчание раздалось позади него, когда он ворвался в коридор, чувствуя себя вполне замечательно. К черту их всех!

– Что ты творишь ? – Лорд Сабель изобразил ужас на своем странно рассеянном лице. – Неужели все видели тебя таким?

Люциан моргнул. Он не помнил, как добрался до гостиной своей семьи. Каждая из пяти семей получила свою собственную гостиную, личное место, чтобы общаться с участниками. Люциан потер кулаком глаз. Почему его отец был таким расплывчатым?

– Я выпил всего один бокал. – Он приложил все усилия, чтобы не путаться в словах, и случайно сел мимо кресла. Распластавшись на полу с оханьем, Люциан хмуро взглянул на отца и сестру, на лицах которых читалось неодобрение.

– Отлично. Кроме того, что ты трус, ты еще и легко пьянеешь, – проворчала Дайдо. На ней было лазурное платье в стиле Картаго, одно плечо обнажено, юбка с разрезом до колена. Ее широкие плечи расправились, когда она посмотрела на него. Люциан мельком взглянул на украшенную драгоценными камнями рукоять у нее на боку.

– Трус? Ты та, кто боится вытащить нож, Дайдо, – прорычал он, хотя и принял ее руку, чтобы подняться. Усмехнувшись, она оказалась прямо перед его лицом.

– Поверь мне, если бы не отец, я бы последовала примеру Гиперии! Она по крайней мере знает, как получить то, чего хочет.

– Похоже на правду. – Он оскалил зубы. – Мы все знаем, что ты не испытываешь угрызений совести насчет убийства детей.

Ярость загорелась в ее медных глазах, когда Люциан пошатнулся на ногах. Он задался вопросом, как именно попал в эту комнату и почему, несмотря ни на что, они с Дайдо всегда были готовы подраться.

– Прекратите, вы! – прогремел их отец. Близнецы его не послушали.

– Вот что я больше всего ненавижу в тебе, – прорычала Дайдо. – Ты ведешь себя так, будто ты единственный, кто когда-либо испытывал боль в жизни! Мое горе из-за потери матери никогда не сравнится с твоим . На поле боя мне приходилось вести себя вдвойне спокойнее, потому что ты всегда разваливался на части, – усмехнулась Дайдо. – Хотела бы я быть такой же слабой, как и ты.

– Мне жаль, что ты считаешь раскаяние слабостью, Дай. – Он шагнул к ней… и споткнулся. Отец обнял Люциана за плечи.