Джессика Клусс - Дом драконов [litres]

Разве что кто-то не заключит сделку.

– Отец. Ты этого не делал, – прорычал Люциан.

Гектор даже не вздрогнул.

– Я должен делать то, что лучше для нашей семьи, Люциан.

– Честно говоря, дело не только в Гекторе, – сказал лорд Орон. Люциан неожиданно возненавидел голос этого человека. – Мы очень высокого мнения о тебя, Люциан, и мы считаем, что ты можешь победить. Эмилии никогда не занять трон. Ей не хватает… закалки.

– Потому что вы никогда в нее не верили! – Люциан почувствовал, как разрывается на части. Он повернулся к Оронам, которые смотрели на него с настороженным выражением лица. В детстве они хорошо относились к нему, но он всегда ненавидел то, как они обращались с Эмилией. Они закатывали глаза, глядя на ее страстные увлечения, насмехались над ее осанкой и тем, как неосознанно громко она говорит, снова и снова спрашивая ее, почему она не может быть больше похожа на Дайдо. Эмилия, казалось, позволила большему обойти ее стороной, но во времена их детства он заметил, как она сжалась в себе. Эти слова разъедали ее, как постоянный дождь камень.

Ты всегда знал, что вы с Эмилией не можете быть на троне вместе.

Но он не хотел этого вот так.

– Я собирался стать братом в храме, прежде чем меня призвали на это Испытание! – воскликнул Люциан. – Вся эта империя – это вздутая, облепленная мухами туша! Что хорошего я могу вам дать? – Слезы обжигали его глаза и горло. – Отдайте свой голос обратно!

– Нет, – сказал лорд Орон.

Прежде чем Люциан успел ответить, двери гостиной открылись.

Эмилия посмотрела на него, в ее глазах отражалось предательство.

Эмилия не любила быть в центре внимания. Пентри и Тибры самодовольно стояли рядом с Камиллой в углу, наблюдая за ней с испепеляющим презрением. Камилла ждала, чтобы увидеть, будет ли она записывать победу или нет. Люциан, Александр и Дайдо тем временем столпились у дальнего окна.

Родители прижали ее к книжному шкафу.

– Я переманила Тибров и Пентри на свою сторону путем переговоров! – Родители Эмилии никогда не проявляли к ней открытой любви, особенно с тех пор как проявились ее способности, но она и представить себе не могла, что они будут смотреть на нее с отвращением. Гордость за собственную находчивость улетучилась, и она снова превратилась в человека, выросшего у них на глазах: неуклюжую, непривлекательную чудачку, которой не пристало быть аристократкой, да и вообще кем бы то ни было. – Если я займу трон, я дам вам все, что вы пожелаете.

Если вы полюбите меня, я сделаю все, что вы захотите.

– Ты можешь выиграть в Игре, Эмилия, но мы все знаем, что ты никогда не займешь трон. – Слова ее отца прозвучали тяжело, словно пощечина. – В обмен на поддержку Люциана Гектор обещал предоставить нам торговые порты на дальнем востоке на краю его территории. Ты у власти скорее опасна, чем нет.

Торговые порты. Вот и все, что требовалось, чтобы купить любовь ее родителей.

– Вы не знаете, что я могу сделать, – прорычала она.

– Спасибо большое, но мы знаем, – ее мать говорила тихо. – Ничего хорошего.

У Эмилии похолодело в животе. Ничего хорошего. Ничего хорошего не было в ней .

– Я все лучше контролирую это, – выдохнула она.

– Говори тише, – ее отец усмехнулся. – Это совсем другое дело. В случае если ты разразишься какой-нибудь катастрофой, нам будет необходимо дистанцироваться от тебя. Подумай об Александре, если ты можешь думать о ком-то, кроме себя. Ты хочешь, чтобы он умер из-за тебя?

Эмилия не могла избавиться от печали, которая зудела у нее во всем теле. Подумав, она принялась растирать пальцы. Мать хлопнула ее по руке.

– Имей хоть немного достоинства, – сказала она. Когда они смотрели на нее вот так – это было меньше, чем ничего, хуже, чем плохо, – ей хотелось заползти под ковер, туда, где никто больше не будет глазеть на нее. «Просто не смотрите на меня» – было рефреном ее детства. По крайней мере, будучи запертой в той башне, она была довольна тем, что никому не причиняла вреда. Иногда она представляла, какие веселые вещи делают люди без нее, и испытывала некое облегчение оттого, что ее присутствие не делает все хуже.

Она подавила всхлип.

– Если у нас нет победы, – протянул лорд Тибр с другого конца комнаты, – я подумываю о том, чтобы изменить свой голос. Лорд Люциан. Вот такой профиль вы можете представить на имперской монете. Разве вы не согласны, верховная жрица?

– Я не имею права высказывать свое мнение, – сказала Камилла.

Эмилия ничего не выиграла. Она даже не могла удержать собственную семью. Это был единственный исход, который она не предусмотрела. Эмилия никогда не задумывалась, ни на секунду, что ее родители могут поддержать кого-то другого.

Ее роковой ошибкой была вера в то, что, несмотря ни на что, родители любили ее.

Отец и мать отвернулись от нее, ясно давая понять всем присутствующим свою позицию.

Они закончили.

Эмилия задрожала, когда боль начала резать ей глаза. Убить их. Она могла бы убить их за это. Ярость слилась с хаосом в ее крови и жарко горела. Ее зрение затуманилось от слез, когда она представила своих родителей в виде деревьев зимой. Под их корой спали вены и капилляры, дремлющие бутоны, которым требовалось только правильное время года, чтобы распуститься. Эмилия представила себе, как ее родители расцветают алым цветом.

Ты монстр.

Задыхаясь, Эмилия отвела взгляд от родителей и постаралась отогнать от себя эти ужасные образы. Она прикусила губу и сжала кулаки. Они были правы, отворачиваясь от нее. Они были правы, ненавидя ее. Какой нормальный человек полюбит такого монстра, как она?

Эмилия с ужасом поняла, что начинает плакать.

– Кастор. Имоджен. – Лорд Сабель произнес имена ее родителей с ужасом и с жалостью. С жалостью к Эмилии.

Жужжание началось у нее в мозгу, и ей казалось, что под ногти ей вдавили острые иголки, когда все присутствующие смотрели на нее с таким выражением… Что-то между отвращением и печалью. Тибры и Пентри уже что-то бормотали между собой, не сводя глаз с Люциана. Александр оттащил родителей в сторону и быстро что-то говорил с ярко-красным лицом.

Люциан смотрел на Эмилию с самой нежной печалью, какую она когда-либо видела.

Если бы ты знал, кто я, тебе было бы все равно.

Плохая. Злая. Монстр. Подлая. Чудачка. Неправильная. Неправильная. Неправильная.

Жужжание превратилось в гул, который превратился в скрежещущий, ужасный звук в центре ее сознания, похожий на лязг металла. Эмилия откинула голову назад, отдаваясь боли. Ее тело горело ненавистью.