Медина Мирай - Межвремье [litres]

Она болезненно сглотнула, взглянула на потолок и уперлась подбородком в кулак.

– Я, я… пришла сказать, что… Ариан мертв. Его убили. Убили Праетаритум и Альмент.

Кален не успел до конца осознать услышанное. На помощь пришла сдержанность, но и та предательски сдалась и позволила слезе скатиться по его щеке.

Ноги стали ватными и непослушными. Каждый шаг по лестнице давался Калену с трудом. Ступеньки растворялись перед глазами от застилавших их слез. В груди клокотала страшная обида. Очередное чувство вины не давало ему сдвинуться с места, но он должен был выйти на крышу, чтобы вздохнуть полной грудью и, быть может, разрыдаться.

«Когда я ушел в прошлый раз на год и два месяца, не стало Санни. Я избил Ариана, обвиняя его в смерти друга. Сейчас же меня не было всего неделю, и я… Мы все потеряли Ариана».

Он остановился между этажами и сжал одежду на груди. Громкий всхлип отразился от стен. Он опустился на колени, держась за перила, и тихо заплакал.

– Сволочь, – прорыдал он.

«Хитрый, поганый урод! Даже перед смертью умудрился наврать нам о том, как тебе плохо, скотина! Лгун! Лгун! Лгун!»

Мимо проходили врачи и пациенты. Кто-то останавливался, спрашивал, нужна ли помощь. Кален поднимал на них глаза на несколько секунд, но лишь затем, чтобы рявкнуть, как обиженный маленький ребенок, и послать их куда подальше, как разъяренный скудоумный подросток.

Секунда – всплеск жалости. Следующая – и Кален уже мечет молнии, ругая мертвого так, что стыдливым румянцем покрылись даже черти в аду.

В душе он противился принятию истины. Ариан всегда казался ему неубиваемым, изворотливым наглецом, которому жизнь снова и снова предоставляла билеты в первый класс. Но это был обман. Очередное, мать его, представление, наподобие тех, которые Ариан устраивал для высшего общества межвремья. За кулисами складировались маски и костюмы, улыбки и тонны сбивающих с толку словечек, как у любого примерного политика, жаждущего признания.

Ариан сдался в последний момент. Быть может, он и не хотел умирать, но и жить – тоже. Две тысячи лет прошли для него мимолетно, но насыщенно, а вспомнить что-то хорошее в последние мгновения он так и не смог. Он умирал с надеждой, что после него станет лучше, что новый правитель исправит его ошибки.

Рядом остановился очередной сострадающий человек. Кален поднял на него уставший взгляд, готовясь в очередной раз применить пару грубых словечек.

– Чего ревешь? – спросил Тревис безжизненным голосом.

Что-то изменилось в его тоне. Хоулмз вытер щеки тыльной стороной ладони и встал.

– Ариан… – Лицо вновь исказила гримаса боли.

Для Тревиса этого было достаточно. Теперь, думал Кален, никакой награды за выполненную сделку ему не видать. Но юношу это словно не волновало. Он глубоко вздохнул, тем самым выражая свои соболезнования, и взглянул наверх.

– Пойдем, выйдем.

Пушистые облака плыли над городом. Ветер был слабым, воздух – влажным и теплым. В такую погоду горожане выбирались из своих небольших домов на прогулку, и можно было услышать их говор вдалеке. Калену стало легче. Он вдруг задумался над тем, как разнообразна и многогранна жизнь: пока он убивался на лестничной площадке, плакал и ругался, а все вокруг отныне казалось неприветливым и чуждым, мир продолжал двигаться по привычному пути. Ничего не изменилось. Никто из проходивших мимо больницы не догадывался ни о каком конце света, смешении времен, межвремье и мире полумертвых. В этом было их счастье. И в этом когда-то было счастье Калена.

Тревис бродил по крыше, засунув руки в карманы больничной одежды и порываясь о чем-то сказать, но каждый раз останавливаясь. Кален уже знал: разговор с Ангелой состоялся.

– И что же теперь будет с межвремьем? – спросил он осторожно.

– Самния говорит, что всех ждет переселение. Межвремье умирало еще до кончины Ариана.

– И куда?

– В их с Санни мир. Когда время влюбляется…

– … рождается новая вселенная, – закончил Тревис.

– А что же насчет тебя?

Тревис поднял ясный, с искорками хитринки взгляд и улыбнулся. Он продолжал бродить по крыше, приближаясь к краю и поглядывая на людей внизу.

– Посмотри на них, Кален. Очевидно, вон та девушка пришла навестить свою мать. А вон там гуляет женщина с сыном на руках. Ее, очевидно, положили в больницу из-за болезни ребенка. Как думаешь, если изменить одну устоявшуюся линию этого мира, продолжат ли они думать и делать то же, что и сейчас?

В сердце Калена прокралось подозрение. Он затаил дыхание.

– Знаешь, я так и думал, что все придет к этому. Вероятно, я сопротивлялся судьбе лишь потому, что хотел убедиться в ее правоте. Многие вещи, несмотря на разные условия, повторились. Из жизни в жизнь. Я вновь заставлял страдать от боли, вновь убивал, вновь предавал, и вот мне вновь грозит тюрьма. На этот раз надолго, и вряд ли мне дадут там спокойно жить.

Он вдруг замолчал. Каждое его движение Кален видел словно в замедленной съемке. Тревис качался на месте, трепал волосы, сжимал руки и вновь прятал их в карманы. Взгляд его стал грустным, и он произнес осторожно, искренне, вынимая слова из запертой души:

– Мне правда жаль, что все так случилось с твоей мамой. Если бы существовал способ вернуть ее, я бы воспользовался им незамедлительно. Она сейчас должна быть в лучшем мире.

Кален сжал кулаки. Он не смог пробудить в себе ярость. Не нашел для нее причин.

– Я, к примеру, не попаду туда никогда. И переродиться вновь не смогу. А в чем смысл? По правде сказать, я не понимаю, почему меня посчитали достойным новой жизни, ведь я ужасен. Настолько, что даже второй шанс пустил под откос.

Кален подходил все ближе к нему. Что-то подсказывало: Тревис заканчивают свою маленькую исповедь.

– Все повторилось. Я словно и не перерождался. Но в этот раз я не заканчиваю свою историю как герой. Я злодей. Самый настоящий. Я не могу быть другим. А у таких как я никогда не будет нормальной жизни. Прощай.

В следующие мгновения Кален думал только об одном: не упустить его руку, не отпустить его жизнь. Успеть, только бы успеть. Сколько же боли должно было жить в сердце Тревиса, чтобы он так легко прыгнул с крыши? Ведь на днях Хоулмз боролся с тем же чувством после смерти матери. И поборол. Тревис не смог, хоть никого и не потерял. Но ведь и терять ему было некого.

Кален схватил его за руку. Сил едва хватало, чтобы удержаться на крыше самому. Внизу, заметив их, кто-то позвал на помощь, и не прошло и пяти секунд, как паника охватила весь двор, а на крышу уже спешили медики и охранники.

– Что же ты вытворяешь, сволочь?! – крикнул Кален. – Господи, какая глупость! На что-то более разумное мозгов не хватило?! Что за ненормальная тяга: убивать или самому быть убитым?